Боцен
Дорога от Вены до Боцена чрезвычайно красива. При выборе поезда надо обращать внимание, чтобы не проезжать ночью самых красивых участков пути. Те, кто знаком с Кавказом и со Швейцарией, все же и в Тироле найдут, чем любоваться.
Боцен сначала встретил нас не совсем приветливо. Те пансионы, которые нам были рекомендованы в Москве, либо ремонтировались за закрытием еще сезона, либо показались нам малопривлекательными по преобладанию в них несомненных туберкулезных больных. Мы остановились в гостинице в центре города, около вокзала. Образцово поставленная, она привлекла нас тем, что не носила характера санатория и была в это время слабо заполнена, что дало возможность выбрать себе отличные комнаты на солнечную сторону с балконом и чудным видом на горы. Поблизости от гостиницы было немало садов, где София Яковлевна могла проводить с детьми дни. Мы же с М. Ф. Трейман стали объезжать окрестные горные местечки в поисках пансиона или виллы в горах для устройства на более продолжительное время. Нам сначала в поисках не повезло. Рекомендованный нам еще в Москве Николаем Васильевичем уединенный в горах пансиончик Rappersbichl, между конечной станцией Rosmersholm Обербоценской узкоколейной горной железной дороги и Обербоценом, оказался законтрактованным на лето какой-то венгерской семьей. Сам Обербоцен казался нам слишком бойким. Мы остановились на его филиале, отдельной маленькой дачке, в стороне от главного отеля. Однако, когда мы на следующий день привезли в горы всю семью показать облюбованную дачу, заведующий гостиницей с тысячью извинений сообщил нам, что военный министр, посетивший Обербоцен вчера вслед за нами, оставил за собой намеченную нами дачу и что содержатель гостиницы не мог отказать столь высокопоставленному гостю, тем более что в районе Обербоценского плато предстоят этим летом большие маневры. Выручила нас хозяйка Rappersbichl'a. Ее два уединенных домика в горах, с величественной панорамой доломитовых гор перед окнами, меня так прельстили, что я непременно захотел показать это местечко Софии Яковлевне с детьми. И вот, при вторичном посещении Rappersbichl'a хозяйка взялась устроить нам у себя две маленькие комнаты. Однако немедленно подниматься в горы было еще рано. Весна в этом году запоздала, и даже внизу, в Боцене, было холодновато, и по нескольку раз в день резкий ветер приносил холодный дождь, а то и прямо крупу. Тут пришло письмо от сестры Кати. Она окончила курс лечения горячими грязевыми ваннами и находилась с дочерью на берегу моря в Viareggio, где стояла великолепная теплая погода, было тихо и приятно жить. Она звала повидаться, бралась задержать для нас комнаты в хорошем пансионе. Нас потянуло на теплое море, и мы решили на две недели спуститься в Viareggio, чтобы затем вернуться в Тироль, когда лето продвинется дальше и в горах станет теплей.
Перед отъездом в Италию мы с Сережей еще раз поднялись по зубчатой железной дороге на Обербоценское плато, чтобы вручить задаток хозяйке Rappersbichl'a. День был ненастный. Дул холодный ветер, сопровождаемый то дождем, то крупой. Никому не хотелось в горы. В вагоне нашей подъемной железной дороги, обыкновенно переполненном туристами, кроме нас оказалось только два пассажира. Местная сельская учительница и экскурсирующий по Тиролю мюнхенский студент, как выяснилось из их разговора. Начав с жалобы на застигшее его в экскурсии ненастье и с сообщения, что накануне во время грозы где-то недалеко в горах выпал снег и поднялась вьюга, причем погибло семь туристов, молодой студент выразил недоумение, как могли образоваться видные в окно вагона во множестве знаменитые Боденские пирамиды. Я дал ему объяснение, которое можно найти в любом путеводителе по Тиролю. К изумлению моему, студент весьма самоуверенно отверг это объяснение как неправдоподобное. Тут в разговор вмешалась учительница, которой, вероятно, неоднократно приходилось объяснять местный феномен своим ученикам. Ссылка на авторитет учебника сократила самоуверенного бурша, и он свел разговор на другие темы. Молодые люди охотно разговорились, и мне со стороны любопытно было наблюдать этих двух случайно встретившихся представителей молодой немецкой интеллигенции, принадлежавших к двум различным государствам. Студент очень быстро свел разговор на националистические темы, на военную мощь Германии, объединение всех немцев, борьбу со всем миром. Учительница оказалась не менее его осведомленной о численности германской и австрийской армий, об их флотах и крепостях. Было странно видеть, как они оживились, с какой нескрываемой, откровенной неприязнью говорили эти немцы о всех других нациях, кроме германской. Славянам доставалось при этом в первую голову. Собеседники, очевидно, не думали, что мы с Сережей русские, или совсем о нас не думали. Ничего подобного я никогда не встречал в среде русской интеллигенции. Две недели спустя во Флоренции мы видели толпы русских студентов, учителей, врачей и служащих обоего пола. Они внимательно слушали даваемые руководителями экскурсии объяснения, многие даже что-то записывали. Они способны были, насколько я их знаю, у подножия статуи Давида или на вершинах прекрасного Флорентийского кладбища завести бесконечный спор о преимуществах крупного и мелкого хозяйства в земледелии, об общине, стачках на фабриках и заводах и о последних выступлениях Государственной Думы. Но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них проявил бы какую-нибудь осведомленность о размерах и вооружении нашей армии и флота или высказал какую-нибудь неприязнь к другим государствам или народам.