Без Сережи - 3

 Сережино наследие

Я рассказал (гл. VII), как брат Сережа в день своего ранения составил завещание в мою пользу. С тех пор у нас с ним не было разговоров об этом, и после его смерти я оказался единственным его наследником. Я не думал воспользоваться этим наследством единственно для себя лично, решив поделиться с сестрами и, кроме того, выделить более или менее значительную часть на создание какого-нибудь общеполезного учреждения.

В день похорон, идя за гробом по Можайскому шоссе, я подходил по очереди то к тому, то к другому из провожавших тело до Сетуни (мужчины все шли пешком всю дорогу) и поделился этими моими намерениями с сестрами, с Николаем Васильевичем Сперанским и Евгением Евгеньевичем Якушкиным, прося их оказать мне содействие в предполагаемом начинании. Николай Васильевич тут же посоветовал мне привлечь к обсуждению моего плана шедшего с нами брата его Сергея Васильевича, что я поспешил исполнить, зная Сергея Васильевича как исключительно умного и знающего человека. Привлек я также и Сашу Чупрова.

Мы с братом Сережей не делились и ко дню его кончины владели совместно как Любимовкой, так и Костиным на равных началах. Выделение теперь же более или менее значительной части из его половины представляло собой поэтому задачу довольно сложную. Конечно, ввиду образования (в 1908 году) на Любимовском предприятии акционерного общества, было довольно просто передать сестрам часть акций, чем разрешалась бы половина задачи. Но учреждение какого-либо научного или просветительного учреждения требовало наличных денег, т. е. реализации имущества всего или части его. Совершить эту реализацию притом нужно было, не подвергая своей половины обесценению или риску, связанному с появлением в товариществе неподходящих, чуждых людей. Во всяком случае, надо было предварительно дать Любимовке оправиться от потрясений последних революционных лет. Таким образом, предвиделось, что на выполнение моего плана потребуется несколько лет.

В наших последующих беседах о выборе общеполезного предприятия выдвигались между прочими следующие предположения: создание в Москве общественной библиотеки при Университете Шанявского, преобразование нашего издательства на началах общественных, наподобие Zeis Stiftung в Иене {Мировой известности фабрика микроскопов и других оптических приборов.-- Примеч. М. В. Сабашникова.}, создание кооперативных курсов; Сергей Васильевич выдвигал план учреждения электроэнергетической станции в одном из текстильных районов.

Исподволь я стал готовиться к преобразованиям этим, что отразилось в сохранившейся моей деловой переписке. К 1914 году завод находился в полном расцвете, и, казалось, наступил момент, благоприятный для его реализации. Весной этого года, отправляясь на отдых за границу, я сговорился с Катей и с Николаем Васильевичем съехаться где-нибудь за границей на некоторое время, чтобы на досуге и вне обычной московской сутолоки обсудить дело и наметить путь к действию.

Общее руководство делами лежало всецело на мне единолично, в частности, я заведовал главной конторой, финансами и торговой частью. Приглашенный еще при брате Сереже Н. Н. Щепкин[1] был моим заместителем. Когда он был выбран в Государственную Думу, у нас состоялось соглашение, что он получает отпуск для выполнения обязанностей члена Государственной Думы, но в случае моей болезни или невозможности для меня по другим причинам выполнять лежавшие на мне обязанности Н.Н. Щепкин должен был оставить думские дела и немедленно заменить меня. Насколько помню, к вызову Николая Николаевича не пришлось прибегать ни разу.

Управление заводом по-прежнему лежало на директоре А. И. Николаеве, приобретшем к тому времени большую опытность. Своими рассудительными и дельными распоряжениями он заслужил уважение в сахарном мире, в округе завода и у служащих и рабочих.

Я уже говорил об уходе в Карловку нашего управляющего имением Г. В. Шевелева. Сменил Г В. Шевелева еще более юный агроном -- А. П. Корхов. Хорошо образованный теоретически агроном, отлично овладевший всей мелочной стороной сельскохозяйственной повседневной практики, наблюдательный, восприимчивый и вдумчивый, он вместе с тем был очень разносторонне начитан и хорошо ориентирован во всех вопросах, занимавших и волновавших в то время мыслящую часть образованного общества. Высокий, стройный, ловкий и прямо красивый блондин с изумительно светло-серыми глазами, он мне необыкновенно полюбился. Чувствовался в нем большой интеллект, самостоятельность в суждениях, крепкая воля. Меня в нем только смущала всегда его большая самоуверенность. Мне, склонному к излишним сомнениям, нерешительности и некоторому скептицизму, эта самоуверенность А. П., столь характерная для людей его поколения, внушала одновременно и уважение, и настороженность. Одним словом, А. П. казался мне человеком новой формации, которому предстоит более или менее значительное будущее. Да он и сам чувствовал себя лишь у самого начала деловой и общественной карьеры.

"Любимовка, -- сказал он мне при первом знакомстве по поводу ухода от нас Г. В. Шевелева, -- хороший трамплин для начала карьеры. Здесь положение управляющего самостоятельно, не заслонено ни правлением, ни главной конторой, оно у всех на виду. Здесь применяются новые методы работы, но при ограниченности в средствах это делается с большим расчетом. Сложилось убеждение, что управляющий из Любимовки нерентабельных приемов не предложит".-- "Ну и лихо же ты сигнешь когда-нибудь с этого трамплина, дай Бог тебе здоровья", -- подумал я, выслушав эти соображения, в которые по первому знакомству весьма искусно вплетен был тонкий комплимент.

А. П. Корхов горячо принялся в Любимовке за работу. Отличные у него сложились отношения с подчиненными и с сослуживцами. Годы были хорошие. Это была полоса быстрого подъема всего дела -- и в имениях, и на заводе, где, как я сказал выше, по-прежнему продолжал директорствовать неутомимый и настойчивый А. И. Николаев.