Смущение Боти Рейна
Летом 1906 года, под впечатлением бывших осенью погромов, непрекращавшейся агитации, речей в Государственной Думе, статей в прессе и паники среди помещиков мой племянник Б. Рейн написал мне письмо, спрашивая как бы совета, не лучше ли им продать свой Борщень крестьянам. Все Рейны были прямо влюблены в свой неказистый Борщень, и мысль о ликвидации могла прийти им в голову только с отчаяния. Насколько такой шаг расстраивал бы всю систему свекловичных хозяйств, служивших базой для завода, мне нет надобности распространяться после того, как я уже рассказал, с какими трудностями мы едва-едва только эту базу сколотили. Такой анархический шаг, опрокидывая наше заводское предприятие, низводил вместе с тем самый Борщень с высокой ступени сельскохозяйственной культуры, на которую он был возведен многолетними усилиями, до уровня отсталого, давно уже осужденного крестьянского трехполья. Не только с точки зрения личных интересов, но и с общественной такое мероприятие являлось бы регрессивным. Сочувствовать такому обороту я не мог.
Давно ли я на аграрном совещании перед сессией Думы (сохранилось о том мое письмо к брату) высказывался, что отчуждение культурных земель, снабжающих сахарные заводы свеклой, для наделения крестьян допустимо, но при непременном условии, чтобы крестьяне были обязаны продолжать свекловичные посевы на этих землях. Тогда Г. А. Новосильцев возражал мне, что подобный "сервитут" немыслимо осуществить и что заводы могут быть обеспечены свеклой и картофелем только при сохранении за заводами бесспорной собственности на плантации. Теперь не абстрактно, но на конкретном случае приходилось обсуждать ту же задачу, но при совсем других условиях: без всякого вмешательства со стороны государства, без элемента принуждения, с неопределенным финансированием операции, по добровольному (!?) якобы соглашению сторон, в накаленной атмосфере готового разразиться бунта. В этой обстановке я становился на позицию Новосильцева.
Однако перед тем, как высказаться в этом щекотливом деле, я хотел проверить свои соображения с таким человеком, как М. Я. Герценштейн, глубоко осведомленным в аграрном движении. Стелеграфировавшись с Михаилом Яковлевичем о свидании, я поехал для переговоров с ним в Петербург, где он тогда находился на сессии Государственной Думы.