О настроениях в Москве за зиму 1904/5 г.
Сережа писал 5.V.05 Николаю Васильевичу: "А все же обидно, что Вы зимой не побывали в России. Что будет осенью и дальше, неизвестно, а зима, во всяком случае, была занятная и для наблюдения социолога дала немало любопытного".
В самом деле, "весна" Святополка-Мирского была отменена, но спущенные им шлюзы опять поднять было уже нелегкой задачей. В Москве всю зиму царило необычайное оживление. Редкий вечер не было где-либо заседания или собрания -- открытого или частного. Оживились и отдались политике общества и организации, скромно до того работавшие в отведенной им уставами их сфере и даже едва влачившие существование. Складывались новые объединения. Одним словом, все и всё ринулись в политику, побуждаемые к тому кто сознанием долга и убеждением, кто выгодами, а кто честолюбием или даже тщеславием. Всякий общественный вопрос, всякое собрание неизменно упиралось в политические требования. Если когда-то прикровенно говорили об "увенчании здания" реформ Александра II, а потом писали, что "нужны не реформы, а реформа", то теперь уже без обиняков требовали "конституции". Учредительное собрание -- один из лозунгов крайних партий, одна или две палаты, всеобщее, прямое, равное и тайное голосование -- так называвшаяся "четыреххвостка", аграрная реформа, автономия Польши -- стали темами светских разговоров. Кто стал изучать Великую французскую революцию, кто -- государственное устройство передовых западных демократий.
По приглашению брата Сережи у него на квартире состоялось совещание нескольких издательств по вопросу скорейшего выпуска в свет книг по теории и практике народного представительства, ввиду бедности русской литературы по этим вопросам, выдвинувшимся теперь на авансцену ходом событий. Насколько припоминаю, кроме нас были: И. Д. Сытин, С. А. Скирмут ("Труд"), Антик (Универсальная библиотека), Н. П. Ложкин (Вятское товарищество), Д. И. Шаховской (Ярославское земство). Все представленные издательства уже готовили книги этого порядка, поделились своими предположениями и разобрали между собой издание рекомендованных к переводу присутствовавшим Ф. Ф. Кокошкиным. Мы выпустили в этом плане "Тексты конституций", Боржо "Учреждение и пересмотр конституций", Беджгот "Государственный строй Англии", Еллинек "Права меньшинства" и другие книги, внешне объединенные лишь цветом (синим) обложек.
У Сережи на квартире часто собирались по "Союзу Освобождения". Обсуждались отдельные требования программы, иногда очень горячо, с выходом даже отдельных членов из состава Союза (в связи с принятием экономических требований программы).
В доме Долгоруковых, за музеем Александра III, собиралась "Беседа", от имени которой выпущено было несколько толстых томов по разным политическим вопросам. У Г. А. Новосильцева в Скарятинском переулке происходили совещания земцев-конституционалистов.
Торгово-промышленные круги старались поднять и объединить вокруг себя С. Т. Морозов и братья П. П. и В. П. Рябушинские, как я уже упоминал, рискнувшие открыто выявить свое оппозиционное настроение в ноябрьскую банкетную кампанию. Приглашаемые собирались вечерами за чайным столом, роскошно сервированным, поочередно то на Спиридоновке, то на Пречистенском бульваре, то на Воздвиженке. Днем, уже в более ограниченном составе, встречались в кабинете П. П. Рябушинского в его новом банке в стиле модерн на Биржевой площади. Надо сказать, что в многолюдных вечерних собраниях обсуждение, бывало, сползало с общих политических позиций к критике, и притом часто пристрастной и несправедливой, отдельных распоряжений фабричных инспекторов, санитарного надзора или земства. Выходило, что правительство и существующие порядки иногда приходилось защищать от неосновательных нападок, могущих только дискредитировать нападающих в глазах общества. Меня удивляло, что С. Т. Морозов, кажется, готовый к весьма решительным шагам, этими настроениями своей среды не очень-то смущался, по-видимому считая, что всякое недовольство и всякое раздражение, хотя бы и не основательное, все же льет воду на его мельницу. Он производил впечатление человека, решившего сделать прыжок и присматривающегося к тому, как взять разбег. Из двух намечавшихся и несомненно соперничавших лидеров Савва Тимофеевич, казалось мне, больше руководиться будет чувством, а Павел Павлович -- рассудочным расчетом.
Большую работу проделали в ту зиму А. А. Мануйлов, М. Я. Герценштейн и Ф. Ф. Кокошкин по пропаганде в обществе необходимости аграрной реформы и политической целесообразности предоставления Польше автономии. На разных квартирах, в разном составе слушателей они неоднократно выступали с докладами на эти особенно щекотливые темы. После докладов шли обыкновенно разъяснения по задаваемым вопросам и дебаты по в озражениям.
У графини В. Н. Бобринской в Неопалимовском переулке открыто собиралась во множестве самая разнообразная зеленая молодежь. Говорились зажигательные речи. Выступал так называемый "Непобедимый" (Фундаминский), легендарный социалист-революционер, круживший голову особенно женской части своих слушателей. Здесь играл роль некоторую учитель, если не ошибаюсь, детей графини, а впоследствии один из деятелей Крестьянского союза Курнин. Не с кафедры, но все же совершенно открыто, он признавал, что без "красного петуха" дело не обойдется. Трудно сказать, чего хотела сама графиня, устраивая эти собрания.
В конце мая намечался объединенный съезд земских и городских деятелей, на котором должен был участвовать и брат Сережа. Он деятельно занимался подготовительными работами по его организации. Съезд этот собрался в Москве и ввиду происшедшей гибели эскадры Рожественского при Цусиме избрал депутацию к царю. Она была принята. Тогда князь С. Н. Трубецкой сказал царю речь, сделавшую его на несколько недель едва ли не самым популярным человеком в России.
Свободное копирование
