Чему тебя научат в районке?

Глава 12 Чему тебя научат в районке?

Районка называлась «Ленинское знамя». Город Уссурийск. Наше поле деятельности – район. С десяток сёл, «глубинка». Кое-куда трудно добраться из-за разлившейся реки, раскисшей от дождя дороги. Средство сообщения с райцентром – автобус, который ходит раз в день-два, или бревенчатый сельский паром.
Штатных сотрудников три человека, еще двое временных. Каждое перо на счету. Здесь нет седовласых «мэтров», недоступных «классиков». Здесь нужно подставить плечо – и с первых дней быть на равных. Я с радостью «становлюсь в строй». Когда уезжают сокурсники (срок практики – три недели), главный редактор берет меня к себе на квартиру. Не за деньги, разумеется. В «семью». Семья главного редактора (60-летней женщины) состоит из «приёмной дочери» (24-летней «подающей надежды» сотрудницы) и собаки. Теперь и меня. Смысл жизни здесь – газета и жизнь района.
Утро. Разнарядка. «У нас давно не было ничего из Н. Поезжай-ка туда». Нужно добраться до села, сориентироваться на месте, найти тему, познакомиться с людьми, обычно организовать ночлег, потому что обратно в этот день уже не выбраться.
– Ты только позвони, если к ночи не вернешься.
Я окунаюсь в работу с головой. Я счастлива.

               ---------------


В частности, мне отдали все письма. То есть я должна была приезжать по разным жалобам и разбираться на месте.

Первым было письмо от «переселенца». (В те годы началась кампания по привлечению жителей европейской части страны на Дальний Восток. «Переселенцам» предоставляли бесплатное жилье, работу, какие-то подъемные и т.д.).
Так вот, «переселенец» писал, что не получил от начальства должного внимания, крыша его дома протекает и т.д, и т.п. Я ринулась на помощь.

Обыкновенный сельский дом, вид запущенный, во дворе лужи. Невзрачный мужичонка лет 35 жалуется на жизнь. Так, на всё сразу. Завтра утром я пойду отстаивать его права перед председателем колхоза. Но переночевать, предполагается, я должна здесь: я же по их делу приехала. «Жена к соседке пошла, сейчас придет», – многократно повторяет он. Жена, однако, не появляется. Соседи по секрету говорят, что жену он "гоняет" – вот и сейчас очередная ссора; не придет она…

11 вечера. Мужичонка угощает меня неразогретым скользким супом из крапивы. Я крайне непривередлива в еде, но угощение вспоминается с омерзением по сей день) . Потом мы ложимся спать ))).
То есть он предлагает мне грязноватую двуспальную кровать (из гигиенических соображений приходится прилечь в верхней одежде). Сам он укладывается на лавке в сенях.

Едва я начинаю дремать, как он появляется в дверях в полураздетом виде.

– Что Вам надо?!
– А… нет… я так…

Уходит. Через полчаса картина повторяется. Потом опять. В перерывах он звенит посудой и выходит все более и более пьяным. Я не сплю всю ночь.
Однако утром я честно иду защищать его «права».

Едва услышав фамилию моего «подзащитного», председатель кривится: «Он у нас не на лучшем счету». Это меня только подстегивает. Я с пеной у рта начинаю защищать «простого человека» и государственную программу «Переселенец», призванную поднимать Дальний Восток.

Председатель злится. Он говорит, что мы, журналисты, своими эмоциями только мешаем работать и лезем, куда не надо. Он говорит, что вся эта программа – сплошная болтология, потому что приезжают люди, которые не нужны были там и не нужны здесь. Ибо работящему человеку нет смысла с места трогаться, а эта безрукая пьянь непролазная, которая не может крышу починить и на работу по три дня с похмелья не выходит, – так это не помощь Дальнему Востоку, а наоборот…

Расстаемся, недовольные друг другом. Я озадачена. Я начинаю тему «Переселенец»: езжу по району, собирая данные о приехавших. Увы, мой оппонент прав: успешных среди них ровно столько, чтобы хватило на первые страницы советских газет…

                -----------------

Потом я разрешала спор сельской молодежи с пожилым директором клуба (оболтусы рвались вечером в клуб  и встречали… замок на дверях!!) Я предполагала обычное недобросовестное отношение к работе, однако встретила идейного старика, едва сдерживающего слезы, демонстрирующего кучу грамот за доблестный труд всей жизни и озабоченного падением культуры в родном селе.
Идея его была в том, что молодежь должна помочь обустроить территорию клуба, заросшую сорняками… и вообще отзываться на культурные мероприятия, а не только дрыгать ногами на дискотеках…

Мы с оболтусами дружно драли сорняки, вели переговоры с директором и строили планы на будущее.

Прочитав мой материал, главный редактор нахмурилась и вычеркнула несколько строк. Она сказала, что материал не должен быть критическим (где директор обвиняется в неумении найти подход к молодежи), материал должен быть ПРИМИРЯЮЩИМ. Потому что «у нас не столько людей в районе, чтобы мы могли с ними ссориться. С кем мы потом работать будем?» «Это из центра может журналист приехать, дать разгромный материал и уехать. А мы должны РАБОТАТЬ С ЛЮДЬМИ».
Я долго думала над этим. По-моему, гениально.

«Чему тебя научат в районке?! Ты уже сейчас лучше их пишешь!» – так меня отговаривал В., собкор «Комсомолки». Однако – научили. «Любить родину, а не гордиться талантом». Этой тональности действительно нет – или почти нет – в газетах центральных. Там указующий тон… «Не надо писать часто: твой материал должен появляться раз в полгода, НО ЧТОБЫ О НЁМ ВСЕ ГОВОРИЛИ!» – учил меня шеф из «Комсомолки». И я кивала головой. Это ведь тоже правильно. Но правильно ДЛЯ ЧЕГО-ТО ДРУГОГО. Для построения собственной карьеры, для создания себе «имени».
Насколько же по-другому живут в глубинке… Они просто честно тянут воз, выволакивая из непролазной грязи родину и Родину. Они действительно так живут.

Я очень тепло вспоминаю Уссурийск. Почти как Байкальск…

                ------------

Там был журналист М.Л., деревенского вида мужик лет сорока. Стилем и широкими обобщениями он не блистал. Обыкновенные материалы районки, которые не останутся в вечности. Однако в знании сельской тематики и проблем района ему не было равных – я думаю, далеко не только в нашей газетенке.

В непролазную грязь он являлся на работу в высоких охотничьих сапогах  и отправлялся по отделениям (сёлам). Его считали «своим» везде: он знал цифры привесов и надоев, падежа и приплода, мог сравнивать состояние хозяйства за несколько лет, знал, где что растет хорошо, а что – хоть не сади, на равных обсуждал с селянами их проблемы.

Я смотрела на него, затаив дыхание и с глубоким уважением. Он был образцом для подражания… и еще образцами для подражания были другие, совсем другие... известные журналисты центральных газет, чьи статьи я аккуратно вырезала, хранила и перечитывала, пытаясь понять, КАК они работают и ЧТО ТАКОЕ «талант»…

Я понимала, что меня тянет в разных, по сути, противоположных направлениях. Я не знаю, «делать жизнь с кого»...

                --------------

Потом я пыталась рассудить двух женщин, которые спорили по поводу того, где именно должна проходить граница между их огородами.

Вы знаете такие строгие законы, согласно которым возводится плетень, отделяющий владения твои от владений соседа? Я думала, что они есть, только я их не знаю, и обращалась за помощью в сельсовет. В сельсовете пожимали плечами.
 
Письмо в газету, собственно, написала одна из женщин. Естественно, к ней я и пришла сначала. Мы обсудили вопрос, и я целиком встала на ее защиту. Да, ее обидела злая соседка, оттяпав полосу землицы в лишние 80 см. Сдвинув плетень, то есть.

К «второй спорящей стороне» я зашла, в общем, «для галочки». Дело-то ясное.
Каково же было мое удивление, когда  картина в результате разговора вырисовалась «с точностью до наоборот». Это раньше плетень стоял «неправильно». Эта полоса земли ИСКОННО принадлежала второй соседке. С незапамятных пор. Когда плетень был возведен (по какой-то ошибке), она махнула рукой: отношения-то с соседями были хорошие. Когда же по каким-то причинам отношения обострились… плетень оказался Плетнем Преткновения. )

Однако!

В сельсовете предложили помириться. Совет сколь мудрый, столь и наивный. ) Помирить двух женщин. Гы!
Я выдвинула другой вариант: разделите им поровну, по 40 см… В сельсовете обещали. Надо же что-то пообещать журналисту из района…

Уехала я неудовлетворенной. Это же не «настоящее» решение. Я не знаю «настоящего»…
С точки зрения убедительности и затронутых человеческих эмоций одна «своя правда» ничуть не хуже другой «своей правды». Но что такое тогда ИСТИНА?!
Неплохие вопросы задавала мне «простенькая» районка…

Много позже, в МГУ,  я услышу на теоретическом семинаре от научного работника: «Не  говорите мне, что «истина – это соответствие знаний действительности»! Истина – это то, ЗА ЧТО ЛЮДИ УМИРАЮТ! Они разве «за соответствие знаний действительности» на смерть идут?»
Это к тому, что «истина» – не чисто гносеологическая категория, она ценностно нагружена, то есть это предмет изучения также аксиологии, этики, психологии…

Боюсь продолжать.Найдется среди читателей философ – обвинит в ЕЩЕ ОДНОМ непонимании того, ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ИСТИНА…
Таких непониманий – много. Нет только ПОНИМАНИЯ ).

                -------------

Нашла дневники тех дней. Забавно.

«Что такое «севооборот»? «Фуражная корова»? «Повышение товарности молока»? Что делают из сои?! Какие корма – «грубые» и какие – «сочные»?»

«Директор «Степного» А.Чайка возит меня по своим владениям на «Уазике». Когда он говорит: «Вот тут у нас ячмень растет» или «вот тут рожь», я прошу остановить машину. Вроде хочу посмотреть, насколько хороши рожь и ячмень. На самом деле я тайком срываю по колоску себе «в гербарий». Я ведь не знаю, как они выглядят!!»

«Вот тема: Б.Белоконь, кавалер Ордена Ленина, тракторист. Дети, однако – все четверо – в деревню не стремятся. Нет, не осуждать – докопаться, подумать… Какой-то нелобовой подход к проблеме нужен».

«С колонками. Виноват сам совхоз, что воды нет, а сельхозтехника ни при чем… Материал глохнет».
«История с хлебом. Райпотребсоюз–Эрлантун–Хлебокомбинат».
«С письмом-жалобой куча неувязок и осложнений. Дала свой адрес «обижаемой» стороне – я еще с этим делом доразберусь…».
 «Успеют ли они технику к уборке подготовить? Сдадут ли капустохранилище в срок?!»

«Неудачи все-таки тоже нужны в жизни – они делают характер. А могут и сломать… Может, если сломают – не о чем и жалеть?»

                ---------

… Сентябрь. Едва вернувшись во Владивосток (должны всех послать на картошку), получаю предложение: «А ты не хочешь в сентябре на турбазе инструктором по туризму поработать? Это вместо картошки, нужны три человека…»
 Хочу ли я?! А то!!
Так я стала еще и инструктором по туризму. ) Возила людей на экскурсии по местным островам: о. Русский, о. Рейнеке… Помнится, кроме медуз там была масса морских ежей, на каждом шагу. Но все были уверены, что морских ежей не едят.
Это теперь икра морских ежей считается деликатесом…

                ----------

...Счастливая вернулась после лета в университет. И теперь точно знала, что его пора бросать
                ----------

… потому что тут точно ничему не научат. Ибо зачем существуют факультеты журналистики – это вообще непонятно…
Спустя три с лишком десятка лет, я, кажется, поняла: факультеты журналистики готовят ЧИНОВНИКОВ от журналистики. То бишь всяких управленцев. Тогда – да, тогда всего понемножку им нужно: и про шрифты, и про Постановления, и про историю журналистики…
А писать люди начинают сами. Этому не учат. И отучить от этого почти невозможно: это ведь как болезнь… по преимуществу неизлечимая.
Видали вы прилично пишущих журналистов, окончивших факультет журналистики? Я таких практически не знаю до сих пор.  Обычно выпускники через 20 лет гордятся тем, что «возглавляют» что-нибудь. А это мне надо меньше всего.

В общем, так: университет я бросаю. Работать я буду в газете и только в газете. А чтобы писать хоть о чем-то глубоко, нужно получить какое-нибудь специальное образование. Вроде бы все говорят, что важно иметь экономические знания… или хотя бы знать биологию (ага, это районкой навеяно).
Экономика есть в Хабаровском университете… туда сдавать математику… и географию… М-да… С шестого класса все заново надо учить… На биологии сдавать биологию… еще не легче…  И, кроме того, у биологов ведь летняя практика в поле! Не-е… Летом – ТОЛЬКО В ГАЗЕТУ!
Куда же податься?..