Глава 9 Солзанские записки
Ладно, теоретические основания сформулированы. Теперь просто зарисовки байкальского бытия. В основном смешные. Если свердловский период (особенно первая половина) – сплошные травмы, то Байкальск – сплошные анекдотические ситуации. На тему: ребенок (считающий себя «большим») – среди реальных взрослых.
Ладно, теоретические основания сформулированы. Теперь просто зарисовки байкальского бытия. В основном смешные. Если свердловский период (особенно первая половина) – сплошные травмы, то Байкальск – сплошные анекдотические ситуации. На тему: ребенок (считающий себя «большим») – среди реальных взрослых.
***
– Хоть одна нормальная уралочка появилась… – говорит Артур, попыхивая папиросой. (Артур – это бригадир. У него ироническая улыбка, задумчивые глаза и вечно что-то свое на уме. Что вслух он не скажет… так, разве прорвется короткая реплика… Артуру за сорок (разве столько живут?!). Танька пыталась называть его «дядя Артур», но была поднята на смех.
На перекуре он рассказывает, что у них тут уралочек целая компания. Почему-то он само это слово произносит с осуждением.
«Девка, горячая до работы», – это про меня. Я счастлива. Он же не знает, что у меня кладка кривая получается. Сейчас пока кладки нет, мы какой-то мусор разгребаем. А лопатой работать я действительно умею! «Лопатой ты работаешь, как зэк» – такой дивный комплимент я слышала еще в Свердловске.
Про Таньку он говорит, как про пропащую. (Нет, это не моя «половинка» (Таня Л.) – с ней мы еще не познакомились, это первые мои дни в Байкальске. Это про Таню У. ).
Этим же вечером я перетаскиваю свои пожитки в вагончик к Таньке У. Мы же землячки! Я же из Свердловска! Контакт возникает сразу. Мы становимся неразлучны. Пару ночей мы не спим вообще – разговор по душам, который прерывается только наступившим утром: пора на работу. И мы выходим на работу. Вроде и спать не хочется…
Работает Танька, кстати, вполне добросовестно. Мы же вместе с ней целый день ямки для столбов копали, и ни разу она не пожаловалась на усталость. Еще мы весь день хохотали. Поводов великое множество: то где-то смешно пролаяла собака, то по станционному динамику женский голос объявил, что на третий путь «прибывает пригородна» (пригородная электричка), то пытались угадывать, «чья это музыка» (какая-то классика откуда-то слышна), обнаружив, естественно, что наши познания о музыке кончаются где-то на уровне «Взвейтесь кострами!». А главный повод – нам хорошо вместе…
Таньке тоже 18. У нее восьмилетка за плечами… нет, не с круглыми пятерками… ее даже откуда-то, кажется, выгнали… и у нее есть приводы в милицию… Просто так, по улице шатались… курили… на работу малолетку не брали. Потом она вот сюда уехала, на стройку…
Танька совсем не умеет готовить. И печку топить дровами не умеет. Я беру над ней полное шефство! Танька благодарна.
«Ты давай, давай, давай,
Газетки-то почитывай.
Ты давай, давай, давай –
Меня перевоспитывай!» – напевает она. Мы опять хохочем.
– Так не надо, ты ей мама, что ли? – недоумевает Тая, сорокалетняя женщина из соседнего вагончика. У Таи вместо ребенка – крошечная рыжая собачонка, на которую она обрушила все нереализованные материнские чувства. Тая и Юрий – местные «молодожены»: ей 40, ему 50. «Думала, навсегда одна останусь, а вот надо же!..» – делится она со мной «девичьим». У нее синие-синие глаза…
Мы вместе работаем на котловане (роем котлован под фундамент будущего здания). Я читала, что по нормам нужно каждый час 15 минут отдыхать. Но не больше! И я ровно через 15 минут перекура вскакиваю, побуждая то же делать и других. Пару раз из-за этого происходят стычки.
– Люда, знаешь – так не надо… – говорит наконец Тая. – Ты меня не погоняй… я своё отработаю… я ведь – РАБОЧАЯ ЛОШАДЬ…
– Я тоже!!
– Не-е-ет…. Ты – не лошадь… – говорит она задумчиво, будто вглядываясь в какое-то ей одной видимое будущее.
Я оскорблена. Чего это? Я вон лопатой машу – «как зэк»!!
Не быть принятой в рабочую среду – для меня это звучит как что-то очень обидное…
Танька в утешение начинает звать меня «Лошадью».
Но Тая оказалась права… хотя никаких университетов не существует еще и в зародыше.
Классовое чутьё, однако...
-----------------------
Потом в вагончике нас становится трое. У Таньки У. появляется Толя. Он работает в нашей же бригаде, а живет в общежитии в Байкальске. Это семь км от Солзана. Каждый день не находишься. А последний рейсовый автобус уходит ранним вечером…
Так, по крайней мере, мне объяснили присутствие Толи. Задержался раз, два. А потом и совсем стал у нас жить.
Мы очень хорошо ладим втроем. Деньги складываются в общий котел, готовим и убираем по очереди. Очень дружны.
Поздний вечер. Мы с Танькой, как всегда, о чем-то болтаем, сидя на кроватях. Толю уже сморил сон. Он спит на Танькиной кровати. Тут от грохота проходящего поезда и вибрации отрывается занавеска на окне. Танька берет топор, чтобы приколотить оторвавшуюся часть. Чуть приоткрывший глаз Мостов (его обычно зовут по фамилии, поэтому, чуть изменю ее, но оставлю) неожиданным броском перехватывает топор.
– Танюшка… не надо… – жалобно бормочет он.
Секундная немая сцена. Потом мы разражаемся страшным хохотом… и долго еще будем вспоминать этот эпизод. «Он подумал, я ЕГО хочу топором ударить!» Ржачка-то какая страшная! Окончательно проснувшийся Мостов слабо улыбается. Потом идет курить.
Ему 27 лет. Я знаю, что в девятом классе он бросил школу… где-то работал... что-то видел… Да и всё. Он не любит рассказывать о себе.
Только через много лет я с ужасом понимаю, ЧТО может таиться в душе молчаливого человека, если сквозь сон ему грезится, что на него поднимает топор любимая женщина… и он даже не удивляется этому… он только слабо просит: «Не надо…».
Именно его впоследствии судили и сослали на поселение. Он ударил ножом человека… Это мне писали, когда я уже уехала из Байкальска.А пока мы все трое очень дружны.
--------------
Поздний вечер. Я рисую стенгазету. Танька с Толей уже спят. Стук в дверь. Заходит Югов. Это председатель профкома. Ему за сорок. Я бросаюсь к нему со стенгазетой. Он кивает, но глаза его смотрят куда-то вдаль… Он заглядывает за перегородку. Здороваются. Светская беседа, заканчивающаяся пожеланием ребятам «оформить отношения». Они отвечают: «да-да, конечно!».
Югов выходит ко мне и отечески спрашивает:
– А что ты сюда кровать не перенесешь?
– Зачем?! – искренне удивляюсь я. – Там у нас спальня, тут – гостиная…
– Ну… там тесно…
– В тесноте – не в обиде!
Он ошарашенно глядит на меня.
Я слышу сдавленный хохот за стенкой.
Я его сквозь годы слышу )).
И мы продолжаем замечательно жить вместе.
------------
Но агентство ОБС не дремлет. (ОБС – «одна баба сказала»). Агентство ОБС поставлено на уши. (Кроме вагончиков в Солзане есть еще частные дома, поселок. Тамошние тоже работают на стройке. Мы общаемся на работе, но поверхностно. Тамошние бабы весьма охочи до сплетен). Молодежь вагончиков – излюбленный объект.
Как-то под вечер заглядывает Санька из соседнего вагончика. Ему 25, он каменщик высокого разряда. Среди нашей шпаны он вообще лицо положительное… он на электричке всегда билет берет... он даже зубы каждый день чистит!! Чему шпана искренне удивляется: зачем бы это?..
– Людка! Ты же молодая… – говорит с порога Санька. Я удивленно смотрю на него. – Ты же молодая!! – убедительно повторяет он. – Зачем ты это делаешь?!
– ЧТО я делаю?!
– Да все знают…
– ЧТО знают?
Он мнется. Потом спрашивает, как мне кажется, «о другом». Он спрашивает, почему у нас живет Мостов. Я терпеливо объясняю, что ему далеко ездить в Байкальск. «Ну да!» – отвечает Санька. Я начинаю терять терпение.
– Маськовские бабы говорят, что вы его делите… – открытым текстом говорит Санька. («Масько – фамилия бригадира, это землекопы другой бригады, с которыми я практически не знакома).
Я не сразу понимаю, что значит «делить».
Поняв, я даже не обижаюсь. Санька просто кажется мне инопланетянином, несущим какую-то несусветную чушь.
– Ты совсем дурак, что ли?!
Он озадаченно мнется на пороге.
– Так это… нет, что ли?!
– Ты СОВСЕМ дурак?!
Он выглядит крайне озадаченно.
– Людка, я давно хотел сказать: мы – соседи!
Нет, ну как остохренел…
– Я знаю!! Чё тебе надо?!
– Людка, ты – молодая… вообще, мы – соседи… – окончательно тушуется он.
– Ты пришел сказать, что мы соседи? Пришел чего?!
Вынимает из кармана пачку болгарского «Локума» (местный невиданный доселе деликатес: в станционный магазин вчера завезли).
– Тебя угостить хотел…
Мне он страшно надоел со своими странными речами!!
– Я сама зарабатываю! Захочу – сама куплю…
– Так ты думаешь, я это тебе милостыню подаю?!
Швыряет локум в угол и шарахает дверью.
Я стою и думаю, что это мне напоминает. Это напоминает фильм «Девчата»...
------------------
…А потом Толя дает Таньке пощёчину. Они уже давно ссорятся. Но при мне замолкают. И вот – пощёчина… Я не знаю, из-за чего. А разве надо это знать? Я возмущенно бросаюсь к Мостову.
– Не твоё дело, – коротко говорит он.
– Если ты ещё раз – …!!! – говорю я.
Он криво усмехается.
Через некоторое время пощёчина повторяется.
Я бросаюсь на Мостова с кулаками. Картина, однако, странная: я бью его кулаками и пинаю ногами, но он даже с места не сдвигается. Потом он толкает меня двумя пальцами, и я отлетаю к противоположной стене вагончика, приземляясь на кровать. Новый приступ кончается тем же. Драка набирает обороты. Танька прыгает вокруг. Ага, если падая, лягнуть ногой, то некоторый урон противнику будет нанесен. Но небольшой… При очередной атаке я нечаянно задеваю лицо противника ногтем… и он отпрянул… Ага!! Вот в чем коварная женская сила!! Орудие поражения найдено!! Ногти!!!
Устанавливается некий паритет.
Однако долго так не выдержать. Надо бежать за подмогой. Оттолкнув Мостова, прыгаю в валенки и выскакиваю на улицу. Ах, ч-черт, Саньки нет дома… и у всех окна уже погашены… только у Трубицына еще горит окошко. Это прораб.
Трубицын – это 28-летний ангел во плоти. Он будто с картинки. Я не знаю, как ему так удается идти по жизни… и не знаю, надолго ли его хватит. Всегда аккуратен, чист, подтянут, предупредителен, вежлив, правилен во всем!! Как-то его увидели несущим на коромысле ведра с водой – в окна высунулось все население вагончиков. Ангелы разве воду носят?!
Трубицын, конечно, никогда не откажет в помощи, только… его же невозможно представить разнимающим пьяную драку! Не-е… Юрий Алексеевич, мы уж как-нибудь сами…
Да! А что-то погони нет? Да и холодно… возвращаюсь к вагончику. Танька машет рукой.
- Заходи, заходи!
- Чё? Угомонился Мостов?
- Он у тебя завтра прощения будет просить!
Недоверчиво хмыкнув, поднимаюсь по ступенькам.
Информация ошарашивающая: шагнув за мной, Мостов… рухнул в обморок! А очнувшись, сказал единственную фразу: «Передай Людмиле, что я завтра утром у нее буду прощения просить». После чего упал на кровать лицом вниз и замолк.
…Утром он точно просил прощения. Едва я открыла глаза.
– Ты не думай, что я милиции боюсь… ты можешь вызвать милицию, и будешь права… Я просто так: прости меня…
Ответ мой был замечателен:
– Да пожалуйста… Но имей в виду: если ты еще Таньку тронешь – ТЕБЕ ТО ЖЕ САМОЕ БУДЕТ!
И он с готовностью ответил:
– Да-да, конечно…
Потом мы «считали раны». У меня за исключением пары синяков слегка разбита губа. Но изнутри, и особо не видно. У Мостова исцарапано всё лицо!! Еще с неделю его окликали: «Эй! Чё, с кошками дрался?»
А мы еще долго продолжали жить дружно и счастливо :-).
--------------
«Когда мне было 18 лет, у меня была мечта…». Эту фразу я как-то произнесла в «Комсомолке». (Дело в том, что мои строительные дневники к тому времени были пару раз опубликованы в «Комсомольской правде» – «причесанные», конечно, до неузнаваемости… отлитый в бронзу «современник»… ну и меня там знали, а с одним сотрудником мы года три переписывались).
Так вот, когда я произнесла эту фразу, ответом было уважительное внимание. Но после следующей моей фразы комсомольский чиновник подпрыгнул на стуле, и глаза его выкатились из орбит. По-моему, у него мелькнуло в мозгу: «Не позвать ли охрану?!»
Поэтому я должна вас предупредить: «ынтиллигентам» дальше лучше не читать. Ну не воспринимается это вами. Не прописан этот маршрут на вашей асфальтированной дороге.
На асфальте мы с вами еще встретимся, проблем-то… еще целая жизнь в запасе… А пока – не для интеллигентских ушей…
В общем, когда мне было 18, у меня была мечта: попасть на 15 суток. Наша общая мечта с Танькой У. Мы хотели туда попасть, чтобы сидеть за решеткой и петь революционные песни!
(Если вам меньше 30, вы, пожалуй, уже не поймете, как это КРУТО. Времена сейчас не те). Это же был образ героя!!
Не, ну надолго-то нам за решетку не хотелось… даже с песнями… А 15 суток – самое то!!
Когда мы собирались в вагончиках компанией, мы хором орали самые разные песни. Ну, орали-то специально – чтобы обывателя попугать. Да, но в вагончиках у нас решеток не было. А для полного «образа героя» решетки – атрибут существенный…
И вот однажды случай представился.
Дело в том, что Мостов высадил окна в вагончике Юрия и Таи. Ну, то есть швырнул хорошим комом мокрого снега… а у него силища-то какая! Ком разбил окно, пролетел через весь вагончик, ударил в следующее, и его разбил тоже. А вы думали?
«Привыкли руки к топорам!
Только сердце неподвластно докторам!» (с)
На стройке поди не хлюпики работают.
Зачем он это сделал? Ну, не просто же так. Конфликт там какой-то был. Он хотел к ним в вагончик подняться для разрешения оного, а Юрий выскочил с топором. И рубанул. Через телогрейку-то не больно рубанешь – но кожу на плече разрубил. Мостов, естественно, обиделся, а то! После чего и взял в руки снежный ком. По-моему, 1:1. В конце концов, не пошел же он в милицию заявлять.
Он пришел домой, фыркая от смеха. И рассказал, как ком пролетел насквозь через оба окна. Мы тоже пофыркали и стали ждать, что будет дальше.
А дальше во тьме ночной к вагончикам подкатил грузовик, и с борта посыпались милиционеры. По-моему, они роту пригнали, не меньше )). Сказали, что на Мостова поступило заявление, и что он должен проехать с ними. Надо сказать, что держались они вполне корректно, и – лично у меня по крайней мере – никаких отрицательных эмоций не вызвали. Напротив, в этом было что-то романтичное: ночь, яркие фары, короткие команды, уверенные движения.
Мостову, видимо, так не показалось. Он взялся двумя руками за две спинки рядом стоящих кроватей и сказал: «Никуда не пойду!».
Силы Толик явно переоценил. (Ну, он еще и нетрезв был).
Его хорошо рванули. Руки Мостов разжал, но застонал. У него же плечо разрублено. Стон любимого взбесил Таньку. Она бросилась на милиционеров с кулаками и матом. Отдирая от себя взбесившуюся девчонку, ей бросили: «Ах, так?! Ну и ты с нами поедешь!»
Вот тут мне надо было бы просто покрыть их матом. Я ведь это умею. Этого хватило бы!
Но ЗА ЧТО?! По-моему, абсолютно никаких полномочий они не превышали. Они даже не матерились! Они просто РАБОТАЛИ, и в конце-то концов справедливость была на их стороне: высадил же Мостов окна, чего уж там…
Я просто стояла и смотрела. Как кино.
В итоге Толик с Танькой получили по 15 суток, а я – нет. Вот гнилая интеллигентская сущность!
Назавтра я их увидела. Ага, за какой-то решеткой. Правда, ничего романтичного ((. Толик пытался улыбаться и сказал, что плохо только, что курить не дают. Я принесла передачу. В шоколадные конфеты я встроила несколько спичек и кусок коричневой шкурки. Еще я хотела письмо написать молоком… помните, как революционеры писали?! (молоко высыхает, и букв не видно, а при подогревании текст проявляется). Но с молоком была напряженка. Ладно, пока сойдет так…
Потом я спрашивала Толика, нашел ли он спички. Он сказал, что нашел, но закуривать не пытался. Почему?! Махнул рукой.
Если вы хотите страстей и беспредела, то напрасно. Толик две недели мел дворы, а Танька мыла где-то пол. Революционных песен они совсем не пели…
Наверное, это потому, что меня с ними не было!!
-------------------
Через пару месяцев мне понадобилось съездить из Байкальска в Иркутск. Ну журнал «Журналист» мне позарез нужен! И погулять… Там всего 280 км, четыре с чем-то часа поездом.
… Но на поезд я опоздала. Что-то перепутала с расписанием. Домой возвращаться? Да ни в жизнь!! Щас я на каком-нибудь товарняке…
Ага! Вот и состав стоит! Двое машинистов возле него копаются.
Подхожу, задирая голову, жалобным голосом:
- Дя-яденьки! Не возьмете до Иркутска?!
(«Дяденьки» – это, я, естественно, прикалываюсь. Парням лет по 25).
- Садись… «тётенька»!..
В восторге лезу в кабину электровоза.
Поехали.
«Дяденькам» 24 и 26 лет. Их зовут Володя и Сергей. Минут двадцать мы едем с веселым трёпом. Жизнь прекрасна. Потом Володя грубовато спрашивает:
– Чем расплачиваться-то будешь?
– А чем попросите!
(Я ужасно горда собой: у меня же ДЕНЬГИ есть, и не простые, а заработанные! Я же не просто так прошусь, я заплачУ, как на поезде… Билет стоит 2руб.80 коп. … да я и трояк отдам, чего там! Даже четыре рубля могу!!).
– У нас только натурой… – говорит Володя.
Единственная ассоциация, у меня возникшая – «натуральное хозяйство». Ну, то бишь, он имеет в виду – не «спасибо», а что-то реальное, деньги, то есть. Да?
– Пожалуйста! – лихо бросаю я.
Чего это с ним? Он просто отшатнулся. На его лице сменилось несколько выражений: от изумления до какой-то брезгливой жалости.
Володя ни с того, ни с сего замолчал.
Ну и ладно, мы продолжаем трепаться с Сергеем. Потом они спрашивают, сколько мне лет, и я гордо говорю, что уже 18.
– Точно 18? – переспрашивают.
Они что, сомневаются, что я «большая»?! Уязвленная до глубины души, вскрикиваю:
– Может, паспорт показать?!
Почему-то это воспринимается на-ура. Им очень интересно рассматривать мой паспорт!
Я польщена.
Однако Володя мрачнеет еще больше.
– Чё не учишься-то? – ни с того, ни с сего спрашивает он. – Школу окончила… а дальше чё не учишься?
– Я ещё буду!
– Бу-у-дешь!!! – отворачивается с презрением.
Ничего не понимаю.
Едем дальше. Сергей поразговорчивее.
– А хочешь электровоз внутри посмотреть? – спрашивает Сергей.
Я вообще-то техникой практически не интересуюсь, но ехать-то долго.
– Хочу.
И мы уходим вглубь электровоза.
А если пройти его насквозь, там, с другой стороны, еще одна кабина! Такая же! И стул-вертушка… Сергей садится на него, а меня усаживает к себе на колени. И я ничего особенного в этом не вижу: на стройке тоже отношения достаточно раскованные… кроме того, тут стул-то только один! И мы продолжаем о чем-то весело болтать. Только… я его раз бью по рукам, потом другой. Потом раздосадованно (я что-то рассказываю, и прерываться приходиться на самом интересном месте) «делаю замечание»:
– Ну чё ты?!
– Ты же сама сказала… (а дыхание у него почему-то частое, как будто он бежал)… что дашь…
– Й-а-а?!?!?!
– Ты же сказала, что платить будешь натурой…
Потрясена до глубины души. Срочно восполняю пробелы его образования: рассказываю о том, что такое «натуральное хозяйство»!!
– Да не нужны нам деньги… – мрачно говорит Сергей.
– Ты же меня в первый раз видишь!! Может быть, я больная?!?!
– В таком возрасте?.. Маловероятно…
– Да как вы так можете?!?! На первую встречную!!!
– А что нам делать? – просто говорит он. – Нам некогда знакомиться. Мы же не видим никого! Рейс в одну сторону… потом только выспаться – и опять в поездку… и так день за днем… МЫ ЛЮДЕЙ НЕ ВИДИМ!!
Потом добавляет с грустью и завистью:
– А у нас в бригаде один вот так женился… в дороге познакомился…
Эта простая житейская логика сталкивается с высокими идеалами, свившими гнездо в моей голове и вызывает… ну, землетрясение в башке вызывает… и еще потерю дара речи… ага, и еще эту… утрату идентификации! То бишь, я даже сволочью его не могу назвать… а как же назвать?!?!
А он время от времени житейски так уточняет:
– Ну так как?..
Я устраиваю истерику и требую немедленно остановить тепловоз и высадить меня.
– А ты знаешь, что тут на двести километров вокруг нет человеческого жилья?
– Все равно!! Я по шпалам пойду!!!
– Ладно. – говорит он. – Посиди тут.
И уходит. Бросив: «Одна по электровозу не ходи! Тут высокое напряжение…».
НО ТЕПЕРЬ МНЕ СТАНОВИТСЯ СТРАШНО. (Поздновато, да?)
Зачем он туда пошел? Они там устроят заговор?! Нет, надо бежать туда!! (Можно подумать, я смогу им помешать).
Ринувшись по коридору, упираюсь… в какой-то тупик…
Чья-то рука хватает меня за шиворот.
– Кому сказал, сиди на месте?!?! Куда прешься, тут тысяча вольт!!!
Остывая:
– Ну, и куда ты бежала? Туда? Ну пойдем туда…
Приходим в первую кабину. Теперь у Володи светлое лицо, а Сережка хмурый )). Я держусь затравленным щенком и во всем вижу подвох. Володя пытается что-то рассказывать… говорит, что как раз сейчас мы переезжаем речку Бирюсу…
– Тебе Иркутск-товарный или Иркутск-пассажирский?
– Мне все равно!
– Что «все равно»-то? Куда надо, туда и подвезем…
– Что ближе!!!
Иркутск-товарный. Выскакиваю!! Задержавшись:
– Я сколько вам должна?
– Ид-ди-и-и-и!!! – снисходительность… пренебрежительность…разочарование… или просто маскируемое желание спокойно поржать, наконец? Боже, на какого щенка нарвались… «Натуральное хозяйство»… :-)
-------------
60-е годы – это пик «моды» на женские драки. Нет, не те, которые на коммунальных кухнях с вцеплением друг другу в волосы… а «настоящие», то есть по мужскому образцу: с пинками, с «дам в глаз» и «бей по почкам!» Разумеется, это следствие прогрессирующего «равноправия».
Нет, я, слава Богу, не специалист. Близко не видела (правда, в Свердловске знакомой девочке выбили глаз… но это уже не при мне, мне писали). Однако пресса пестрела примерами – и это при том, что тогда писали далеко не обо всем. Поэтому морально надо было готовиться. Уж раз ты в авангарде )) (а стройки по определению в советское время считались неким «передним краем». Да и то сказать: ехали туда далеко не тихони.)
В первую очередь «дать в глаз» пришло в терминологию. А также в настроения: если тебя обидели – нельзя спускать и нельзя жаловаться. Калька с мужской психологии.
В общем, когда в вагончики приехала Таня Л. (кажется, из отпуска) и отозвалась обо мне как-то насмешливо (подробностей я уже не помню) – а мне, естественно, передали – выбора не было: дуэль, только дуэль! Или, в переводе на русский, морду надо бить…
И я пошла бить морду.
Для начала узнала, где Танька живет. Она жила не в вагончиках, а в «палатке» – так назывались временные дощатые строения в поселке. Пришла я вечером и постучала в окошко.
Танька мне обрадовалась. Она вытащила полбанки смородинового варенья и стала рассказывать о своих приключениях (а она из таковых не вылазила). Потом разговор плавно перешел на журналистику и на изложение автобиографий… потом наступило утро.
– Ах да, – спохватилась я, – я к тебе пришла-то зачем?
– Зачем?
– Да я пришла морду бить…
Но время было упущено ). Мы уже были друзьями. На всю жизнь )).
-------------------
…Ну и раз Танька Л. вернулась, наша компания уралочек обрела целостность. Нас уже пять человек! И началось противостояние с «фазанками». «Фазанки» – это девчонки, окончившие ПТУ, примерно нашего же возраста.
Не, мы их ногами не били, что вы… Мы вообще не дрались… мы же мирные люди – просто наш бронепоезд стоит на запасном пути.
Мы «фазанок» только дразнили. Чтоб знали, кто тут круче.Ну, во-первых, они – штукатуры. Что такое штукатуры?! Это ведь почти что «крысы конторские»: в помещении они, видите ли, работают! На них даже дождик не каплет… То ли дело - мы: землекопы! бетонщики! каменщики! Открытые всем бурям и ветрам!! Ну и потом мы – с Урала, а они откуда? Из каких-то местных поселочков… и не видели они больше ничего… а мы почти что обветренные морские волки!!!... в наших глазах отражаются тысячи километров!
Не, ну это невооруженным глазом видно, что мы круче!
А чтобы это было для них нагляднее, мы стали выходить на работу с сигаретами в зубах. (Они-то не курили. Они были почти домашними девочками…). Курили мы в основном махорку (это круче!). Пили неразведенный спирт. Он тогда стоял 5.87. 60 градусов. Разводить водой считалось чем-то недостойным… пусть штукатуры разводят!! Песни орали нецензурные.
В общем, все углы были «помечены». «Фазанки» сдались быстро. Бой за территорию был выигран.
Зачем я это рассказываю?
Когда сегодня я слышу (а нет-нет да и сама скажу), что «современная молодежь плохо воспитана», я вспоминаю, как вели себя мы. Я так прикидываю: а что, если бы кто-то попытался нас «воспитывать», запрещать пить пиво и вводить, скажем, комендантский час? У меня внутри всё на дыбы встает при таких ужасных мыслях… Я даже начинаю понимать лоботрясов, которые ломают скамейки и пишут гадости на стенах домов. Ну запрограммировано что-то такое в человеке, что он должен из себя выбросить. Желательно в юности. Потому что, если не выбросит в юности, то понесет с собой дальше…
Слава Богу, на нас «воспитателей» не нашлось. Даже правильный Трубицын только усмехался мудро. И иногда дарил нам подснежники… )
------------------
Как-то Трубицын остановил нас с Танькой Л. и сказал:
– Девчонки, я смотрю нас трое тут… комсомольцев… Давайте что-нибудь сделаем?! Давайте хоть красный уголок в порядок приведем…
Мы выразили энтузиазм. Он дал нам ключи от вагончика, где обычно проходили собрания.
– Я стулья новые закажу… – сказал Трубицын, оглядывая грубо сколоченные деревянные скамейки.
– Зачем?! – изумилась я. – Наша братва их расколотит через неделю!
– Чё «расколотит»-то… вы же тут будете…
Потом Трубицын подумал и произнес еще несколько фраз. Дословно воспроизвести не смогу. Но смысл был тот, что предложение рождает спрос и что добро надо предлагать даже тогда, когда знаешь, что в ответ дадут по морде. Это трудный путь добра такой…
Мысль меня поразила…
-------------
«…Помнишь, как ночью нас по тревоге
Всех как-то раз подняли?
Где-то засыпал обвал дороги!
…Как в темноте бежали…»
Ага, помню. Правда, когда прибежали, оказалось, что всё уже расчищено. Потому что другие тоже бежали…
Но факт имел место.
… Когда я смотрю на военные обелиски со списком фамилий под ними, у меня больше не возникает абстрактного «Какие люди были! Таких сейчас нет…» У меня перед глазами плывут лица ребят из Байкальска. Кажется, там были представлены все типы людей. Книжные истины спустились на землю. Страх перед жизнью исчез.
Как мне не любить Байкальск?!
------------------
– Людка! Садись!! Садись, @%%%@@ !!!
Что он так орёт? Мы на лесах. Принимаем кирпичи, которые подает башенный кран.
Да, поддон рыхлый… Он болтается по ветру, и кирпичи с него падают… Поддон летит ко мне, мне нужно остановить его и поставить. Я протягиваю руки.
– Садись!!! Садись-садись-садись!!! А-а-а-!!!!!!!
Крановщик наверху, услышав истошный Санькин крик, резко отводит стрелу. Кирпичи сыплются куда попало. Белый Санька подбегает ко мне:
– Ты какого хрена …?!?!?! Я тебе кричу – ты что, не слышишь?! Он же тебя размазал бы об эту стену!!!
– Если я присяду, он же в стену надо мной врежется… всё равно на меня кирпичи и посыплются… сразу на голову… я бы удержала…
– Не удержала бы ты его!! Вытянула руки, стоит… Я же тебе не просто так говорю… на моих глазах надвое вот так человека разрубило!!
Его трясёт.
Меня вроде и не трясёт… я не поняла, действительно ли опасность была так велика…
Может, Санька, ты мне и правда жизнь спас?.
Ну, вот тебе на память(в старых бумагах нашла):
По всей Земле поземка белая…
С ног валит вьюга… хоть кричи…
А мы простое дело делаем -
Мы разгружаем кирпичи.
Везут… и никуда не деться…
Еще машина… и опять…
И Санька гонит меня греться,
А сам… когда ж тут отдыхать?
Я тоже не уйду. Нашёлся
Герой! Не обморозься сам!
У Саньки вместо глаз лишь щелки:
Уж очень снегом бьет в глаза.
…И наконец, влетев с крылечка,
Смеясь замерзшими губами,
Мы долго греемся у печки,
Ладонями хватая пламя.
1970
----------------
Поздний вечер. Стук в дверь вагончика.
– Военный патруль. Откройте.
– Мы уже спим!!
– Тысяча извинений, девочки. Откройте!
– Ой, ну сейчас… Танька, где мое платье?!..
На самом деле, это «шумовая завеса». Ничего мы не спим, мы сидим и треплемся… и платья никакого искать не надо... мы просто тянем время. И пытаемся найти выход.
У нас Мишка!! Всё, пропал… Облава…
Взгляд падает на шкаф. Заталкиваем Мишку туда и впускаем патруль.
Оглядывают вагончик. Светская беседа. Потом:
– Вы не знаете, где может находиться Михаил Б.?
(Ага, знаем. В шкафу сидит. И как точно вычислили, сволочи…)
– Ну откуда мы знаем?!
– Вы же знакомы с таким?
– Знакомы. Он у нас бывает. Но он ушел давно…
– Девочки! Мы на вашу помощь надеемся. Он же мог замерзнуть где-нибудь… нет его в части!
(Да не, в шкафу тепло…)
Уходят. Мишка вылезает. Сильно веселимся.
… Между прочим, товарищи по службе, узнав об этом, парня задразнили. Западло это, оказывается – в шкафу среди женских тряпок прятаться. Он должен был шагнуть навстречу «судьбе». «Губа» так «губа»… не впервой!
Их часть называли «дикой дивизией»: там было много кавказцев, и случались конфликты разного рода – парни заводились с полоборота. У них свои представления о чести. Говорят, Мишку частенько били.
Он сам, правда, не жаловался ни разу…
----------------
Я решила готовить местную братву к поступлению в техникум. Строительный. Желающих набралось человек пять–шесть.
Начали с русского языка.
В чём дело?! Каждая фраза вызывает взрыв смеха.
– Не, ну ты сама посмотри…
Действительно. Каждую вторую фразу можно истолковать в терминах отношений мужчины и женщины… Что за учебник развратный, кто это его писал?!?!
Постойте, но это МОЙ ШКОЛЬНЫЙ УЧЕБНИК. За ним никогда такого не наблюдалось… Что это с ним?
Однако заниматься просто невозможно… На третий день изнемогающая от хохота общественность решила, что лучше уж не учиться… чем столько ржать… нет больше сил, нет!
Сорвался проект. ((
Тогда я вспомнила, что аналогичное мне уже демонстрировали. В тот раз - случайные попутчики в поезде дальнего следования: спортсмены, едущие на соревнование. Сначала рассказывается как бы анекдот.
«Одна газета опубликовала картинку: парень и девушка лежат на травке. И объявила читательский конкурс на лучшую подпись. Читатели шлют предложения… ни шатко, ни валко… А один идет с сильным отрывом, горсти подписей, и одна хлеще другой! Вызвали его, наградили… и спрашивают: как, мол, Вам так удается?.. На что молодой человек отвечает: «Так это же просто заголовки вашей газеты!»».
После чего предлагается взять в руки первую попавшуюся газету и вслух читать заголовки.
Если хотите – попробуйте…
Надо сказать, интеллект тут не спасает. Он только помогает улавливать более тонкие оттенки и соотносить вещи, менее очевидные.
Может спасти разве что ханжество ). Ну и полное отсутствие чувства юмора, конечно. ))
Это явление, чтобы вы знали, относится к сфере гносеологии и свидетельствует о теоретической нагруженности человеческого восприятия. То есть не существует чистой эмпирии. У меня такая тема диплома была на философском факультете: «Взаимосвязь категорий эмпирического и теоретического в научном познании».
Поэтому всё с научной точки зрения правильно.
-------------
…Только мы с Танькой Л. всё еще хотели учиться… И с горя такого решили мы поступить в местную вечернюю школу. Ну, посмотреть… как здесь учат… И вообще – КАК ИНТЕРЕСНО-ТО снова ощутить себя за партой!
Мы пришли и сказали, что хотим учиться, и что у нас по 9 классов… И нас отвели к завучу. Милая женщина побеседовала с нами минут пять и вдруг стукнула ладонью по столу:
- Вы меня обманываете, девочки! У вас есть десятилетка! У обеих!
- Как это?! Почему это?! Зачем же мы тогда пришли?!
- Ну, не знаю… мало ли… но десятилетка у вас есть…
- Да мы документы принесём…
- Вот принесите. С документов и начнем.
И ушли мы с Танькой несолоно хлебавши…((
Между прочим, ни одного теоретического вопроса там не было. Так, за жЫзнь говорили…
Опять классовое чутьё…
-----------------
Весна! Выходной. Я всех зову сделать вылазку на природу, но все заняты своими делами… Одна пойду! До Байкальска пойду, по шпалам… тут всего 7 км…
… Мимо летят поезда… поезда… поезда… Какой-то солдатик машет рукой из-за состава, я машинально отвечаю – он по ту сторону состава… это все равно как из окошка помахать… опять поезда… поезда… поезда…
Ого! А как это он оказался по эту сторону?! Будто по воздуху перелетел… Моё машинальное приветствие истолковано, мягко говоря, неадекватно. Прилип как банный лист… к тому самому месту… Теперь не отвязаться… И никого вокруг, ни-ко-го… Сотый раз спрашивает, как меня зовут…
- Ну если скажу, как меня зовут, ты отстанешь?!
- Нет.
Мы на высокой железнодорожной насыпи. Он стоит спиной к откосу. Солдатик, чему тебя командиры учили?! Резкий толчок в грудь!! Он падает спиной назад. Ему еще метров 20 кувыркаться под откос )). Из-под откоса летят мат и камни. Они с разной скоростью летят? Или с одной? У чего скорость выше: у мата или у камней?
Не угадали: выше скорость у меня – я нормы ГТО на «отлично» сдала. ) Когда бедолага выкарабкивается из-под откоса, он издали кажется не крупнее муравья. Догонять ему уже бессмысленно.
Поделом тебе, служивый! Учи матчасть! :-)
------------------
Мне исполнилось 19. Я в трауре. Это же уже старость, да? Потому что про 17 и 18 лет есть песни, а про 19 и петь не хочется… «Фазанки» меня утешают: они знают песню про 19 лет!! И поют ее для меня.
Еще один тонкий есть момент, известный только мне. Я ЖЕ ЕЩЕ НИ РАЗУ НЕ ЦЕЛОВАЛАСЬ. И что теперь делать?!
Агентство ОБС тем временем продолжает работать. Новость ошарашивающая: оказывается, у меня «шесть мужиков»! Я польщена. В оглашенный «список» внесены не только соседи – это уже неинтересно – но еще председатель профкома Югов (ага, он же к нам в вагончик вечером заходил, помните? ))) ), а также невзрачный мужичонка предпенсионного возраста Б., которого я попросила опустить в почтовый ящик письмо моим родственникам (от вагончиков до ящика километра полтора, а он живет в той стороне).
С Б. совсем интересно: его жена не умеет читать и, увидев в руках мужа письмо, сочла его любовным объяснением. Письмо было разодрано на мелкие клочки, муж получил исцарапанную морду, а следующей мордой по прогнозам должна быть моя (ибо письмо моё).
«А сейчас маськовцы как раз в бытовке сидят» – сообщают мне.
Так. Руки в карманы, телогрейка нараспашку, дверь в бытовку открыть пинком ноги. Вот они, «маськовцы».
- Тут кто-то говорил, что у меня шесть мужиков?
Молчание.
- Так вот: подтверждаю. Все шесть – мои!
Уважительное молчание.
- Тут кто-то говорил, что мне морду будет бить?!
Звенящее молчание. И в нем тоненький прерывающийся голосок:
- Да не, Люда… я просто… да он сам… да не, я ничего…
Спектакль окончен. Все свободны.
А наверное интересно паханом быть? Да?
Только некогда уже.
«Твоё положение вояжирующего полулитератора становится смешным» – так мне написал «шеф» из «Комсомолки». (Ка-акой слог! )) ) То бишь, пора учиться. Два года после школы незаметно прошло…
Я, конечно, хочу учиться! Только… я ведь до моря-то так и не доехала… как же без моря-то… А! Вот что! Я поеду поступать во Владивосток!! Там, в ДВГУ (Дальневосточном университете) тоже есть отделение журналистики.
