К концу лета 1942 года обрисовалось во всём своём грозном масштабе поражение нашей армии на юге страны. Советские войска, понеся тяжёлые потери в неудачном наступлении под Барвенково весной 1942-го, стремительно откатывались к Волге и к Кавказу, и после оставления Крыма фактически сложилась ситуация, подобная той, какой она была под Москвой в октябре 1941 года, т. е. ситуация, чреватая полным поражением СССР. Именно тогда, в августе 42-го наше командование предприняло отвлекающий удар в районе Синявинских высот и ж.д. станции Мга, с преспективой, в случае успеха, прорвать блокаду Ленинграда. Осуществляла операцию 2-я ударная армия, по существу заново сформированная к лету 42-го после её фактического уничножения в зимней Любанской операции (о чём я уже упоминал).
Тогда, в декабре 41-го была предпринята поистине безумная попытка оказать помощь умиравшему от голода и холода блокадному Ленинграду отчаянно-смелой военной операцией в условиях бездорожья, по глубокому снегу силами лыжно-пехотных частей. Глубокий прорыв в тыл фашистских войск не удалось развить и расширить. Наступление захлебнулось: ранняя весна и распутица затрудняли связь наступавших с тылами, что поставило наши войска в безнадёжное положение. Назначенный Сталиным новый командующий армией генерал Власов не смог, конечно, ничего изменить в положении полуокружённых войск: к тому времени уже началась агония 2-й УА. Приказа об отступлении не было, никто не смел его отдать без разрешения сверху. Командование было деморализовано, части начали без приказа беспорядочно выбираться из западни. Противник продолжал сжимать место выхода в районе Мясного Бора: узкий выход из «мешка» простреливался ружейно-пулемётным огнём. Сам генерал Власов оказался в плену*…
К концу лета 1942 года 2-я ударная армия была заново воссоздана. Она-то и стала основной силой Синявинско-Мгинской наступательной операции.
Поначалу наши войска прорвали оборону противника и вклинились в глубь захваченной им территории километров на 10, но расширить фронт прорыва не удалось. Стало сказываться превосходство врага в авиации: самолёты немцев буквально висели над нашими огневыми позициями и ближайшими тылами. На нашу беду погода стояла превосходная, видимость для лётчиков - отличная. Весь световой день - часов с 9 утра до 5 вечера - был для нас настоящим адом. Грохот стоял такой, что сидя в землянке, нужно было кричать на ухо соседу. Рёв самолётных моторов, и немецких и наших, стрельба зениток, разрывы авиабомб, треск разрывающихся в воздухе зенитных снарядов, ружейная стрельба наших солдат по самолётам в надежде сбить какой-нибудь, автоматная стрельба по спускающимся на парашютах немецким лётчикам из подбитых самолётов - такие случаи были нередки - всё это создавало адскую симфонию звуков. И так изо дня в день в течение нескольких недель. Было опасно добираться на огневые позиции в дневное время: немецкие лётчики преследовали каждую машину, каждого человека…
В виду превосходства противника в авиации, слабости нашей зенитной артиллерии, недостатка резервов эта военная акция Волховского фронта окончилась неудачей. Наступающие войска оказались в большом «мешке» и следовало бы дать команду отходить. Увы, повторилась история с первой - Любанской - операцией: приказа об отступлении никто отдать не смел, а противник всё нажимал и нажимал на флангах у входа в «мешок». Наш полк вышел через эту горловину буквально за несколько часов до того, как немцы её закрыли. Оставшимся нашим частям пришлось прорываться к своим с большими потерями. В официальной информации об этом окружении не сообщалось, да и в мемуарной литературе эта трагическая неудача смягчается.
Как удалось нашему 20-му полку «катюш» выбраться из окружения? Ходила версия, что приказ об отходе отдал начальник штаба полка молодой майор Продан, 26-летний красавец с нежно-розовым цветом лица. Командир полка Романенко, как и следовало ожидать, не захотел брать на себя ответственность - дать официальный приказ о выходе из боя. Продан дал устное распоряжение о снятии полка с позиций, ссылаясь на то, что половина тракторов, на которых были смонтированы орудия, вышли из строя, и создалась опасность, что секретное оружие попадёт к противнику (в случае такой опасности орудие по инструкции следовало подрыват: для этого на каждом из них стоял ящик с толом). Под покровом ночи трактора, ещё бывшие на ходу, взяли на буксир вышедшие из строя установки и вместе с грузовыми машинами с личным составом двинулись в путь. Без потерь полк вышел из «мешка».
Как говорится, победителей не судят: картина окружения была налицо, и никто уже не спрашивал, почему полк отступил без приказа. А утром наступившего дня окружение вошедших в прорыв войск 2-й УА было завершено.
Всё-же, не смотря на неудачу, Синявинско-Мгинская операция, по-видимому, не была напрасной. Она приковала к себе крупные силы противника. Он вынужден был снимать авиацию с других участков фронта и бросать против наших наземных сил, вместо того, чтобы использовать их на юге. В известной мере эта операция Волховского фронта способствовала нашей успешной обороне под Сталинградом и, в конечном счёте, победоносному завершению битвы на Волге в начале 1943-го.
В первый же день нашего наступления (стояла прекрасная солнечная погода) в части произошёл трагический случай: напрасно погибли несколько человек из разведвзвода вместе с начальником разведки лейтенантом Петуховым. Я всегда любовался этим человеком, его военной выправкой, отчаянной смелостью, душевным отношением к людям. Высокий, стройный, широкоплечий блондин с красивым чубом, он, не по уставу, постоянно ходил без головного убора. И только когда подходил с докладом к командиру, вынимал из кармана пилотку, надевал её и красивым движением вскидывал руку к виску. При этом тело его ещё больше выправлялось и как бы врастало, или лучше сказать ввинчивалось в землю. Никогда потом больше ни у кого мне не довелось видеть столь высокого класса воинской выправки. Об его отчаянной смелости можно судить по одному лишь эпизоду, которому я был свидетель. Однажды к штабной землянке на большой скорости подъехала и резко затормозила полуторка, лобовое стекло которой было буквально прошито пулемётной очередью. За этим стеклом были видны улыбающиеся возбуждённые лица лейтенанта Петухова и его водителя и земляка - оба они были из Башкирии - рядового Усманова.** Казалось, ни пули, ни мины врага не трогали командира наших разведчиков. Опасность подстерегла его с неожиданной стороны.
Прошёл час или два после того, как наши войска после мощной артподготовки пошли в наступление и оборона немцев была прорвана. Наши разведчики отдыхали, у всех было хорошее настроение. В это время лейтенанту Петухову доложили, что невдалеке от его землянки обнаружили нашу противотанковую мину. Лейтенант приказал не трогать мину и не подходить к ней и, немного помедлив, добавил: «Я сам ей займусь». Лейтенант знал, конечно, как рискованно выкручивать взрыватель из мины, лежавшей в земле, видимо, ещё с осени 1941 года. Можно было расстрелять её из винтовки, издалека, предварительно расставив вокруг заградительные флажки. Но Петухов избрал первый вариант - победила его бесшабашная удаль, а не разум. К тому же, легко рискуя своей жизнью, он рисковал и жизнью своих ребят: когда лейтенант направился к мине, за ним, естественно, последовали и его подчинённые - пять рослых красавцев-украинцев с чёрными чубами, любившие хором петь свои родные украинские песни***. Петухов не запретил им подходить во время разминирования, и они так и стояли вокруг своего командира, когда произошёл взрыв. Только один пожилой солдат - пожилой по нашим тогдашним понятиям: было ему лет 40 - тот, который и доложил командиру о мине - имел достаточно разума отойти метров на 30. Не стал рисковать жизнью и недавно прибывший в часть командир взвода управления младший лейтенант Владимир Селих**** - он даже не вышел из землянки.
Можно было предположить - на это и расчитывал Петухов - что мины подобного типа врываются только тогда, когда танк наезжает на неё всей тяжестью. Но ведь взрыватель мог за это время и проржаветь, а этого лейтенанат в расчёт не принял: взяла верх бравада бесстрашия.
Взрыв произошёл, видимо, сразу, при первом же прикосновении к взрывателю. Последствия его были ужасны: заряд был настолько мощным, что хоронить было некого: все шесть человек были разорваны в мелкие клочья. Единственное, что потом опознали, это часть лобной кости лейтенанта с пучком льняного чуба. Стоящий в стороне осторожный солдат был тяжело ранен.
О судьбе этого солдата мне ничего не известно: кто с тяжёлым ранением попадал в госпиталь, в прежнюю часть, как правило, не возвращались. О Селихе мне позже, уже в 1979 году стало известно, что он прошёл войну удачно, в мирное время дослужился до генерала и стал профессором военной академии имени Фрунзе.
Трагический случай этот стал плохим предзнаменованием для начавшегося наступления. Быстро продвинувшись в глубь обороны противника, наши не смогли расширить фронт наступления, встретив упорное сопротивление немцев. Противник обрушил на нашу прорвавшуюся группировку армаду тяжёлых бомбардировщиков - юнкерсов и фокке-вульфов. Самолёты врага буквально засыпали нас бомбами. Наших самолётов было очень мало, редки были зенитные пушки. Практически наша авиация отсутствовала, в небе господствовали немецкие истребители. Обидно было видеть, как часто два мессершмитта одолевали пятёрку наших неуклюжих ястребков. Имея превосходящую скорость и маневренность, немецкие лётчики безбоязненно врезались в строй нашей пятёрки, и наши истребители тут же рассыпались в разные стороны и спасались поодиночке, уходя на низкой высоте к своей базе, под защиту зениток.
______________________________________________
* По-видимому, в силу обстоятельств генерал оказался перед дилеммой: либо плен и гибель в плену у немцев, либо расстрел у себя «дома»: кто-то ведь должен был отвечать за гибель огромной армии (Сталин никогда сам на себя ответственности не брал). Генерал выбрал третий путь, который, по его разумиению, мог быть морально оправдан поставленной целью: борьбой со сталинской системой - он создал РОА.
** Это они побывали на передовой, с шиком проехав в виду окопов противника.
*** Не раз, помню, просил я телефониста соединить меня с землянкой разведчиков, чтобы послушать их пение: я сам с десяти лет жил на Украине.
**** Он был москвич и, по его словам, учился в школе, в которой училась дочь Сталина Светлана.
|
|
Опубликовано 27.11.2012 в 12:20
|
Свободное копирование
