Москва купеческая - 31

Последняя, причисляемая мною к самому «цвету» московского купечества, была семья Щукиных. Она отличалась от других тем, что ее представители полу­чили известность не только в России и не за свои дея­ния в России, — Третьяковскую Галлерею знают во всем мире, — но Щукины внесли крупный вклад в за­падно-европейскую культуру.

Родоначальник этой замечательной семьи Петр Щукин происходил из купечества города Боровска Ка­лужской губернии. Он переселился в Москву во второй половине 18-го века и стал торговать. Род Щукиных упоминается в московских писцовых книгах с 1787 года.

Его сын, Василий Петрович, продолжал его дело. Он скончался в 1836 году, 80-ти лет от роду; надо ду­мать, что он не родился в Москве, а пришел в нее вме­сте со своим отцом из Боровска.

Сын его, Иван Васильевич, был подлинным основателем «Щукинской династии». При нем их фирма и его семья заняли то первенствующее место в торгово-промышленной Москве, которое они с той поры не­укоснительно занимали.

И. В. Щукина подробно описал в своих воспоми­наниях его сын Петр Иванович. Из них я позаимствую лишь несколько строк, добавив, что И. В. был, несом­ненно, один из самых — не побоюсь сказать — гени­альных русских торгово-промышленных деятелей. Его престиж и влияние в Москве были чрезвычайно вели­ки. И вовсе не из-за его богатства. В Москве тогда бы­ло много богатых людей, может быть, даже богаче Щукиных, но которые далеко не пользовались тем по­четом, который приходился на долю Щукиных. Щу­кинская фирма была одной из самых уважаемых в Мо­скве.

Вот как говорит Петр Иванович в своих воспоми­наниях про своего отца:

«Отец вел очень деятельную жизнь. Как че­ловек уже пожилой, он ложился спать рано и вставал тоже рано; в театрах отец обыкновенно не до­сиживал до конца представления, и в ложах Мо­сковского Большого Театра, где имеется комнат­ка с диваном, обыкновенно засыпал во время итальянской оперы, несмотря на то, что очень ее любил. По утрам из всей нашей семьи вставал раньше всех отец. Перед тем, как спуститься в столовую, пить кофей в халате и туфлях, отец вызывал к себе повара Егора...

Отец любил красное вино и был большим его знатоком. Шампанское он не переносил. Слад­кое варенье еще посыпал сахаром...

Отец был сильный брюнет, но с годами воло­сы на голове и борода стали у него седеть, только одни брови, которые были у него чрезвычайно гу­стые, оставались черными. У отца были такие вы­разительные глаза, что от одного его взгляда де­ти моментально переставали реветь; взгляд отца действовал и на взрослых; говорил он всегда очень громко, все равно было ли это дома, в гостях, или на улице.

Даже заграницей говорил на улице так громко, что прохожие оборачивались; речь у не­го была ясная и выразительная. Вот два его ха­рактерных выражения: об одном мужчине, у ко­торого было много волос на голове, отец сказал, что «У него волос на три добрых драки». Об одном горьком пьянице отец выразился так: «Пьет запоем, да еще каждый день пьян».

Ив. Вас. был женат на старшей дочери П. К. Бот­кина, и это делало его родней многих именитых ку­печеских фамилий того времени. У него было шесть сыновей и, кажется, пять дочерей. Все сыновья, — Петр, Сергей, Николай, Владимир, Дмитрий и Иван Ивановичи, принимали участие в Щукинской фирме, но многие из нее впоследствии вышли, по тем или иным обстоятельствам. Из дочерей, кажется, ни одна не была замужем за представителем купеческой фами­лии.

Из сыновей Ив. Вас. самыми известными были Петр, Сергей и Иван Ивановичи.

Петр Иванович, автор воспоминаний, столь ценных для купеческой Москвы, был одним из самых известных в Москве коллекционеров русской старины. Он отли­чался от других тем, что не только собирал, но и популяризировал собранные им сокровища. Им было со­ставлено подробное описание его музея, а самые ин­тересные документы из его коллекции он полностью перепечатывал в издаваемом им «Щукинском Сборни­ке». Вышло 10 томов этого сборника и, кроме того, три тома бумаг, относящихся к отечественной войне 1812 года.

Его коллекции были переданы в Исторический музей в Москве; за это его также сделали «генералом». Я очень хорошо его помню: не раз он показывал мне свой музей. Он любил ходить в форменной шинели ведомства народного просвещения, с синими отворо­тами. Напоминал видом почтенного директора какой-нибудь гимназии.

Сергей Иванович занимает совершенно исключи­тельное место среди русских — и московских — само­родков-коллекционеров. Собирал он картины совре­менной французской живописи. Можно сказать, что вся французская живопись начала текущего столетия, Гогэн, Ван Гог, Матисс, часть и их предшественников, — Ренуар, Сезанн, Монэ, Дега, находятся в Москве — и у Щукина и, в меньшей степени, у Ив. Абр. Моро­зова.

В Щукинской коллекции замечательно то, что С. И. показал картины того или иного мастера в то время, когда он не был признан, когда над ним смеялись, и никто не считал его гением. Покупал он картины за грош, и не по своей скаредности и не по желанию при­жать или притеснить художника, но потому, что кар­тины его не продавались, и цены на них не было.

Но как бы то ни было, Щукинское собрание стало изумительным по своей ценности музеем новой фран­цузской живописи, которому не было равного ни в Европе, ни в самой Франции. Когда в 1917 году, по­сле февральской революции, в Москву приезжали два французских депутата социалиста, — Мариюс Мутэ и Марсель Кашэн, то я — в то время товарищ город­ского головы — был назначен сопровождать этих име­нитых гостей. Я помню, что один из них, кажется, Мутэ, попросил меня устроить им возможность озна­комиться со Щукинской и Морозовской коллекциями. И. А. Морозов наотрез отказал, сказав, что картины упакованы, так как он собирается увозить их из Мо­сквы.

А С. И. Щукин не только согласился, но сам по­дробно свои галлереи показал. Я помню, что Мутэ мне сказал после осмотра: «Вот видите, наша буржуазия все эти сокровища пропустила, и ее не трогают, а ва­ша их собрала, и вас преследуют».

С. И. обладал, несомненно, исключительным да­ром распознавать подлинные художественные ценно­сти и видел их еще тогда, когда окружающие их не замечали. Это и дало ему возможность создать свое изумительное собрание, что и сотворило ему всеевропейскую славу. Он сам мне рассказывал, что когда уже в беженстве он обосновался в Париже, то крупнейший торговец картинами просил его «начать кого-нибудь собирать».

Он предлагал ему дать безвозмездно боль­шое количество картин того или иного художника, с тем, что они смогут официально заявить, что картины этого художника собирает Щукин. Он заверил С. И., что в этом деле нет никакого элемента «благотвори­тельности», и что они не проиграют, а заработают. С. И. на это не пошел, но сказал, что если бы он мог собирать, то собирал бы Рауля Дюфи.

Есть и другой пример отношения С. И. к своему «собирательству», к тому, как он смотрел на творимое им дело. В конце 20-ых годов, в связи с попыткой со­ветского правительства реализировать заграницей рус­ские художественные ценности, начались процессы о собственности на эти предметы искусства. Много гово­рили о процессе, начатом госпожей Палей, урожден­ной Карпович, морганатической женой вел. кн. Павла Александровича. Говорили также и о том, что С. И. Щукин собирается судебным порядком вызволить свои коллекции. Я помню, что когда я спросил С. И., верно ли это, он очень взволновался. Он всегда заикался, тут стал еще больше заикаться и сказал мне:

— Вы знаете, П. А., я собирал не только и не столь­ко для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, мои коллекции должны оставаться там.

С. И. был годом старше моего отца, и у нас, сле­довательно, была большая разница лет: он был стар­ше меня на 36 лет, но, несмотря на это, нас связывала — не боюсь это сказать — глубокая и искренняя друж­ба.

Сергей Иванович очень много путешествовал, был в Египте, странствовал по пустыне, организовав для этого особый караван; он мне говорил, что это было одно из самых сильных и приятных воспоминаний его жизни.

Он был женат два раза: на Лидии Григорьевне Кореневой и на Надежде Афанасьевне, по первому браку Конюс. От первого брака у него было три сы­на, — Иван, Григорий и Сергей, и дочь Екатерина. Два сына, Григорий и Сергей, трагически покончили с со­бой в молодом возрасте. От второго брака — дочь, Ирина.

Иван Сергеевич, которого я также очень хорошо знаю, окончил филологический факультет, был уче­ником профессора Ключевского. По инициативе И. С., Сергей Иванович выстроил Психологический инсти­тут при Московском Университете. В эмиграции И. С. переменил специальность: он блестяще защитил дис­сертацию на степень доктора Сорбонны по истории восточных искусств — Персии и Индии — и, будучи французским гражданином, работает и до сих пор, ес­ли не ошибаюсь, в области археологических раскопок где-то в восточных странах.

Говоря о Щукинской семье, нужно вспомнить еще младшего брата Сергея Ивановича — Ивана Иванови­ча. Он не участвовал в Торговом доме, был выделен и проживал в Париже, на авеню Ваграм. Он собирал рус­ские книги, главным образом, по истории русской фи­лософии и истории русской религиозной мысли. Был близок с русской эмиграцией первых лет текущего сто­летия, в частности с M. M. Ковалевским, и когда суще­ствовала Высшая школа социальных наук, — читал там лекции. Как многие из Щукиных, он был человек очень одаренный и интересный. У него постоянно со­бирались его друзья из русских интеллигентов Пари­жа. В конце его жизни его материальное положение пришло в расстройство и, на почве материальных за­труднений, он наложил на себя руки. Его библиотека была приобретена Школой восточных языков и явля­ется наилучшим русским книгохранилищем Парижа.