Как в русской сказке...
Людей неинтересных в мире нет.
Их судьбы – как история планет.
У каждой все особое, свое,
и нет планет, похожих на нее.
Е. Евтушенко
В этой истории не хочу называть имена ее героев, но пусть поверит читатель: ничего придуманного в ней нет. Герои эти – мои друзья.
Однажды приехали в провинциальный пединститут на конференцию мои коллеги со всего Советского Союза. Компания собралась хорошая. За много лет работы почти все знали друг друга. Профессор, заведующий кафедрой устроительницей конференции пригласил нескольких коллег к себе домой на дружеский ужин.
Среди гостей оказались фронтовики, и, как это бывает за столом, начались фронтовые воспоминания. Был среди гостей профессор, которого все мы знали и любили за его веселый нрав, темпераментную натуру, совершенно феноменальную общительность и непосредственность. Чем-то он мне напоминал гоголевского Ноздрева: напор его в каждом научном и жизненном споре был так велик, что устоять перед его аргументами и его активностью было просто невозможно.
Автомобилистом он был отменным, водил машины еще с довоенной поры. Если кто-то спрашивал, на машине ли он сегодня, следовало бурное возмущение: «Это все равно, что вы бы меня спросили, я в туфлях или босиком явился на работу!».
И химиком он был прекрасным: для решения многих прикладных задач он порой предлагал такие оригинальные способы, которые не могли бы, наверное, прийти в «нормальные» головы. Чем головоломнее бывала задача, тем охотнее он за нее брался.
И внешностью-то он походил на Ноздрева, каким его изображал знаменитый иллюстратор Михаил Далькевич: роста выше среднего, крупная голова на плотном теле, глаза немного навыкате. Крылья носа вразлет. Зубы всегда блестят в жизнерадостной улыбке. А в глазах бегают чертики: так и кажется, он тебе сейчас предложит пари... Не хватает только усов.
Именно он затеял фронтовые воспоминания. Шумно, с прибаутками стал рассказывать, как на машине вез на передовую продуктовое довольствие разведчикам. Подсадил на машину какого-то солдатика, а тот, как лиса в русской сказке, всю дорогу в кусты выбрасывал и хлеб, и консервы, и все, что мог. А потом постучал в кабину и слез... Короче, явился он к разведчикам с пустой торбой, за что и был разжалован из ефрейтора в рядовые.
Хозяин дома был старше возрастом, и по характеру, и по фигуре полной противоположностью рассказчику: подтянутый, спокойный, выдержанный, не очень многословный, с негромким голосом и мягкой, сугубо штатской улыбкой.
Когда мы вдоволь посмеялись над рассказом неудачливого шофера, хозяин дома спросил: «В каких частях Вы служили?». Тут начался новый натиск: «Меня, как отличника учебы, спортсмена-разрядника, активного комсомольца, взяли служить в ОМСБОН. Если бы вы знали, что это была за часть! Отдельная мотострелковая бригада особого назначения! Ею командовал легендарный советский разведчик Ваупшасов. Туда попасть было невероятно трудно: брали только чемпионов, готовили разведчиков и десантников для заброски в немецкие тылы. Я с ней прошел всю войну! Правда, в звании так меня и не продвинули из-за той «сказочной» истории» Он громко и раскатисто рассмеялся над самим собой, а потом спросил хозяина, где довелось служить ему.
«А мы с Вами – однополчане», – сказал хозяин дома, подошел к шкафу, достал оттуда мундир с подполковничьими погонами, весь увешанный орденами. «Я был начальником штаба того самого полка, где Вы служили. И приказ-то о Вашем разжаловании помню: было предложение отправить Вас в штрафбат, да уж больно Вы плохо выглядели после того, как Вас там разведчики встретили».
«Нет, нет, – быстро отреагировал наш шофер, – начальником штаба был у нас...». И он назвал совершенно другую фамилию. А хозяин, как бы и не расслышав возражения, продолжал: «И меня в ОМСБОН с трудом взяли, но не после школы, как Вас, а из аспирантуры МГУ, где я занимался химией взрывчатых веществ. А еще – за то, что хорошо владел немецким языком. И фамилию мне там же сменили, когда готовили в первый раз к заброске в немецкий тыл. Когда вернулся, оставили при штабе».
Вот так пересеклись еще раз жизненные пути двух коллег, двух однополчан, в чем-то очень разных людей, а в чем-то их судьбы оказались в итоге схожими: хозяина дома мы тоже знали и как химика «от Бога», и как педагога блестящего, и как Человека кристальной порядочности.