Между почетными опекунами были у нас еще два субъекта: севастопольский генерал Белевцев и петербургский чиновник В.С.Арсеньев. Белевцев был настолько стар и плохо видел, что, проходя по коридору иногда тыкался лбом в стену вместо того, чтобы войти в двери палаты. Однажды во время отъезда Главного доктора Левенталя за границу, у меня вышло неприятное столкновение со смотрителем, или лучше сказать с письмоводителем конторы Ив. Олимпиевичем Халютиным, который вел очень громкий разговор в приемной, когда я выслушивал больного, и тем самым мешал мне. Об этом доведено было до сведения медицинского инспектора Коха, который настроил Белевцева против Халютина, и вот на завтра оба они явились к нам и хотя они были в дружеских отношениях и часто бывали друг у друга и играли вместе в карты, но тут Кох сразу стал в официальное положение и доложил Белевцеву все дело, сообщивши ему о невозможности исследования больного в такой обстановке, если тут же, почти над ухом, ведется громкий посторонний разговор.
Белевцев вызвал к Халютина и грозя ему пальцем, громко воскликнул: “Я не позволю никому оскорблять моих господ офицеров!”. С ловкостью повернулся на каблучках и пошел из комнаты, натолкнувшись на стену почти носом, как это делал обломовский Захар.
Нам оставалось или примириться с Халютиным, или выйти ему в отставку. Ввиду такого положения я первый протянул ему руку для примирения, и тем дело окончилось.
Это был тот самый Белевцев, про которого гр. Алексей Толстой писал в солдатской севастопольской песне: “А Белевцев генерал, он все знамя потрясал: совсем не к лицу”. Перед коронацией Александра III-го, когда вся полиция принимала меры к тому, чтобы не произошло какого-либо покушения на царя, он, Белевцев, написал приказ в контору больницы, в котором предписывал, чтобы за три дня перед коронацией все сторожа постоянно были на своих местах, и чтобы ни одна живая душа не смела пройти на больничную усадьбу не замеченной, и каждое слово начиналось с большой буквы.
Пробыл Белевцев у нас недолго, а потом назначен был заведующим Матросской богадельней за Сокольниками. Там окончились его дни.
Был еще один чудачок из петербургских чиновников - Вас.Серг.Арсеньев, богатый тульский дворянин, служивший в комиссии прошений на Высочайшее имя присяжных. Это был ханжа и богомолец, смиренный и, как будто бы ласковый, но умевший показать волчьи зубы, когда чем-либо затрагивалось чиновничье достоинство, хотя бы и не его лично, но вообще - начальников. Жалобы, хотя бы и вполне справедливые на начальников, он не допускал. Он издавал журнал “Христианин”, имевший не более 8 подписчиков. Сын его, окончивший Московский университет и бывший уже магистром по какому-то “Праву”, по убеждению сделался священником в институтской церкви. Оба они, отец и сын, принимали участие в редактировании “Христианина” и служили молебен при каждой новой подписке на их журнал. Несмотря на то, что он изображал из себя набожного христианина, он однако же не пренебрегал золотым тельцом, и ради него отдал замуж свою дочь за известного московского идиота графа Владимира Орлова только потому, что граф был очень богат; брак этот был настолько несчастлив, что новая графиня менее чем через 1/2 года сошла с ума, и помещена в психическую лечебницу, где-то около Берлина. Мне приходилось видать этого графа у Горчаковой (начальницы 3-й женской гимназии). Он был поразительно глуп, даже не утирал слюни, которые текли у него из обоих углов рта. И таким-то слюнявым ртом он прикладывался к дамским рукам. Говорил он, конечно, больше по-французски. Несмотря на богатство и глупость, он был довольно скуп, и от него трудно было добиться какого-нибудь пожертвования на благое дело. Про этого же Арсеньева мне говорил старший чиновник Московской экспедиции Опекунского совета Мих. Мих.Рябов, что в одну из пятниц, когда заседает Опекунский совет, он встречал приезжавших в заседание опекунов и Арсеньев, встретившись с ним, спросил его: “А Вы ежедневно бываете здесь в канцелярии? Я думаю, что это ведь очень тяжело бывать ежедневно на службе, да еще утром?” Из этого надо заключить, что он либо притворялся, либо забыл, когда был на малых должностях, либо занимал такие, на которые нужно было являться не ежедневно. За это-то он и был действительным тайным советником и имел голубую ленту. Это относится тоже к характеристике наших “рассейских” вершителей судеб народа. После Арсеньева долго был у нас опекуном кн. Николай Петрович Трубецкой, бывший калужский вице-губернатор, пробывший долго в этой должности и так не попавший в губернаторы. Он был когда-то очень богат, т.е. не он лично, а жена его первая, и, не умея совсем вести дело в деревне, буквально проел и пропил состояние более чем в два миллиона рублей. Об нем я говорил уже раньше: это тот самый, при котором строились у нас бараки для заразных больных, главным образом институток и кормилиц Воспитательного дома.
Свободное копирование
