Другой профессор на 2-ом курсе, читавший органическую химию, формацию и фармакологию был Генр. Ант. Гивартовский, участник спичечной фабрики Газена и Митчинсона и директор фабрики изготовления стеариновых свечей Невского Товарищества. Кажется это был единственный профессор в Москве из иудеев, но относившийся более чем легко к своему иудейству и легко расставшийся с ним для получения кафедры. Его Бог был теперь промышленность какой он полагал теперь все свои химические знания. Он читал без пропусков, но и без увлечения, всегда указывал чем то или другое соединение химическое может быть полезным и что из него можно сделать по числу применений впоследствии. Это была своего рода химия техническая. Это был очень образованный, деликатный, весьма доступный человек, отзывчивый на все доброе и благодаря его обширному знакомству, оказывавший много протекций. Благодаря ему и моя заграничная командировка устроилась довольно легко, а потом и поступление на службу в Павловскую больницу.
Лекции Бабухина, Гивортовского, Клейна и анатомические занятия анатомией нормальной - сдача препаратов прозектору Никитину - исчерпывали все наше время второго курса. Тут не произошло ничего особенного, что можно было бы вспомнить, но произошло с старшим третьим курсом. Это было очень печальное событие - самоубийство молодого многообещающего профессора Зайковского. К этому воспоминанию и перехожу теперь.
Осенью 1866 года возвратился из заграницы молодой профессор Зайковский, подготовлявшийся там для занятия кафедры врачебной диагностики. Он был родственником профессору Любимову, а отец его тоже каким-то образом принадлежал университету, кажется был субинспектором, но по какому-то случаю должен был покинуть службу. Высшие власти университета в лице ректора Баршева и попечителя помнили вину отца и кажется переносили ее и на сына. Читал он довольно увлекательно, но необычайно быстро, настолько быстро, что никто не мог записать за ним. Руководства по врачебной диагностике тогда еще не было и слушатели третьего курса просили его рекомендовать им какое-нибудь руководство хотя бы на иностранном языке, но он отказал им, говоря что таких сборников или руководства еще нет, и советовал вслушиваться повнимательнее в то, что он говорит, из буквы в букву. Эти последние слова и раздражили студентов. Они решили проучить его и когда на следующий день собрались на лекцию, решили уйти совсем и ушли. Когда явился читать Зайковский аудитория была пуста и субинспектор заявил ему, что студенты были и ушли. Как подействовало это на него неизвестно, но он все же не терял надежды, что отношения его со студентами улучшаться, готовился к следующей лекции, но и на эту лекцию студенты не пришли. Это по-видимому, утвердило его в той мысли, что добрые отношения его со студентами окончательно порваны и он решил отравиться, что и сделал в своем кабинете близ аудитории, приготовляясь к следующей лекции. Я был при вскрытии его трупа, которое со слезами на глазах производил сам профессор Судебной медицины Д.Е. Мин.
Это грустное событие произвело на многих стариков профессоров удручающее впечптление. Например, анатом Соколов, когда ему рассказывали о смерти Зайковского, расплакался и рассказал, как он выразился, как травили его диссертацией, что не пропустили его и первую и вторую работу и как он говорил: писал раз - сшибли, два - сшибли. Писал три, и едва пропустили, и то через полгода после представления работы. А на диспуте - он разбил все возражения другой стороны, и профессор, о котором речь будет впереди, не мог дочитать свою лекцию теоретической хирургии и со слезами в голосе укорял студентов 3-его курса, которым он читал о том, что они довели такого человека до смерти, избравши самое жестокое орудие для своей борьбы с учителем: орудие игнорирования... Все на факультете ходили какие-то придавленные, пришибленные, не было того оживления, которое бывает перед экзаменами. Дело было ранней весной.
После смерти Зайковского кафедра его долго не замещалась и чтение диагностики поручалось временно то тому, то другому. Когда я окончил уже курс, кафедра была еще свободна. Только впоследствии занял ее новый профессор Черинов. Экзамены с 2-го курса на третий прошли своим порядком, в это время не произошло ничего такого, что стоило бы описывать.
Свободное копирование
