Сперва мы ходили обедать в очень большую кухмистерскую “Византия “, помещавшуюся на Тверской. Здесь был очень большой зал, весьма опрятно содержимый и с довольно хорошо приготовляемыми кушаниями. Порции были довольно увесисты, хлеба давалось по аппетиту и цена за весь обед из 2-х блюд была 30 коп. Можно было получать за особую плату и кофе, и чай по гривеннику за стакан. Но цена эта была для нас велика и мы стали ходить к кухмистеру “Мозгляку” на Кисловку в дом Советова, здесь можно было получить обед из 2-х мясных блюд и нужного количества хлеба и черного, и пеклеванного за 20 коп.; а по абонементу на месяц за 5 руб. 50 коп. Это помещение было полуподвальное, темноватое, грязноватое, но дешевое и потому предпочиталось нами. Какого свойства было мясо - я не знаю, но его давалось немало, больше, чем в “Византии”, иногда была жаренная телятина с картофелем, котлеты с макаронами, очень хорошая гречневая каша с маслом и даже для лакомок слоеные пирожки с яблоками. Конечно это шло как третье кушанье, уже за особую плату.
Из обычных посетителей “Мозгляка” я помню Адриана Алексеевича Головачева с естественного отделения физико-математического факультета, впоследствии главного доктора Костромской больницы, Николая Константиновича Козырева - директора Коммерческого училища в Москве в 80-х годах и других; между ними известного впоследствии в московских гимназиях Дм. Назарова. Здесь собиралось иногда настолько много народу, что приходилось ждать, пока освободиться место; разговоры велись и на общие, и на литературные темы. Это был своего рода студенческий клуб . Никакая полиция при нас сюда не показывалась, да и вообще, она тогда по отношению к студентам была весьма предупредительна и не имела права входить на университетскую территорию до такой степени, что когда бывала надобность квартальному по службе видеть кого-нибудь в Правлении университета, так он не смел шагнуть дальше швейцарской и об его приходе уведомлял один из швейцаров. К нам в №№ тоже квартальные не показывались. Квартальными назывались те лица, которые впоследствии стали именоваться околоточными. Но после 4-го апреля 66-го года дело круто изменилось в пользу полиции - ей дан был широкий простор во всех ее действиях, которым она пользовалась больше 60-ти лет и составила себе мрачную репутацию своими действиями.
Свободное копирование
