Глава 2. Университет. Студенческие годы. 1865-70
Чтобы быть последовательным, я должен теперь писать о том, как мы жили по поступлении в университет.
Как раньше я сказал, мы остановились на Никольской улице в Шереметьевском подворье, но, находя, что комната нам по одному рублю в день непосильно дорога, мы переехали на Тверскую в гостиницу “Рим”, у которой верхний этаж был занят мебелированными комнатами, и там заняли №20 за 10 рублей в месяц, с двумя самоварами в день и отоплением зимой. Стало быть, на каждого из нас по 5 рублей в месяц, и еще платили по 20 копеек за чистку сапог и беготню или в Охотный ряд или куда-нибудь поблизости в лавку. В этих нумерах или в меблированных комнатах прожил я с некоторыми из товарищей почти два года. Сюда же понемногу подбирались и другие наши тамбовцы, а потом собралось земляков чуть ли не на 10 нумеров. Живя уже в этих нумерах, я стал вполне студентом. Но как же добывать средства к существованию? Обычный способ - давать уроки - был почти невозможен, так как желающих давать их было, кажется, больше, чем желающих брать их.
Другое занятие, довольно распространенное - переводы с иностранных языков, было мне неподсильно. Оставалось жить пока в ожидании чего-нибудь лучшего на средства Тамбовской общины. Она выдавала мне по 10 рублей в месяц, но этих денег было недостаточно, потому что квартира стоила 5 руб. 50 коп., обед по абонементу тоже 5 руб. 50 коп., затем нужно было иметь чай и сахар, и табак, и мыть белье, и ходить в баню, и чинить обувь, а иной раз и сходить в театр. На все это тоже выходило рублей 5 в месяц. И, вот, отложивши в сторону всякую амбицию, я отправился в аптеку Лемана, помещавшуюся против нас и там поступил простым поденным рабочим на срок с 2-х часов дня до 11-ти вечера с платой по 20 коп. в день, без харчей и чая. Там-то я и присмотрелся ко всякой аптекарской работе. Обязанность моя состояла в том, чтобы мыть ступки после приготовления в них мазей, мытье вообще всякой посуды, зажигании ламп, подметании пола, толчении порошков, резке бумаги. кипячении воды, перегонке ее и т.п. Со всем этим можно было бы мириться, если бы не одолевала меня перемежающаяся лихорадка, которую я захватил еще дорогой, подъезжая к Рязани, когда меня сильно промочило дождем, а у меня было всегда предрасположение к заболеванию лихорадкой. По теперешним взглядам на это дело, это была малярия, приступы которой являлись при удобных для них случаях. Теперь у меня приступы делались через 2-3 на 3-й и 4-й день, были довольно жестоки, и жар доходил до потери сознания. Если я в состоянии был выдержать коллоквиум, так только потому, что это бывало накануне приступов, а в день приступа я лежал окончательно, а на следующий был настолько разбит и слаб, что наверное не в состоянии был бы написать что-либо. Когда начал ходить для занятий в аптеку , чувствовал себя хорошо, но потом и там начало меня трясти и кто-то из провизоров, видевших меня в таком положении, стал давать мне сернокислый хинин, какой в то время назначался обыкновенно, и, несмотря на то, что я глотал его до оглушения, лучше не становилось.
Так продолжалось всю осень и до ползимы, когда я поступил репетитором к князю Оболенскому, жившему на Цветном бульваре в д. Рясовского. Здесь моя лихорадка сразу пропала, точно сняло ее что. Об этом времени жизни у Оболенского я скажу потом подробнее, а теперь буду продолжать свое повествование.
Свободное копирование
