В то время была усиленная пропаганда за классические гимназии и классическое образование; за них гремели такие имена, как Каткова и Леонтьева в Москве и Шестакова (попечителя Учебного округа) в Казани. А сколько было еще мелких подбрехов, вроде Любимова (профессора физики в Московском университете). Катков, издатель “Московских Ведомостей”, был страшно громадной силой - его читали всюду, читал Александр II, а, стало быть, и все министры и губернаторы; выписка его газеты была обязательна для всякого присутственного места, в ней помещались все казенные объявления, что давало ему громадный доход. Он-то с Шестаковым больше всех и пропагандировал классицизм в русских гимназиях. Года через 3-4 после моего поступления в Университет, он устроил на Б. Дмитровке классический лицей, в котором директором был Леонтьев - профессор греческой литературы; в лицее все было направлено на изучение древних языков, а об естествознании не было, конечно, и помина. Кажется Дм. Минаев написал одно стихотворение, гимн Каткову (в подражание Пиндару). Я помню его до сих пор. Вот оно:
Кто всей Европой управляет,
Царей, министров наставляет,
Кто русских спас от поляков?
Михаил Никифорович Катков!
Кто победил сепаратистов?
Кто в грязь втоптал всех нигилистов,
Неверных родины сынов?
Михаил Никифорович Катков!
Кто усмотрел в Естествознании
Неверья дух и отрицанья
И от него кто спас нас, дураков?
Михаил Никифорович Катков!
Кто указал нам для спасенья
Латинских классиков творенья
И кто их поднял из гробов?
Михаил Никифорович Катков!
Кто учредил Лицей, в котором,
Классическим питая вздором,
Готовят родине сынов?
Михаил Никифорович Катков!
Но нам всех дел не перечесть,
Каткову делающих честь!
Так воскликнем же без лишних слов:
Ура! Катков!
Этот-то Катков делал какие-то намеки и на то, что коварная польская интрига стала проникать и в средние учебные заведения, что прежние директора не видят ее, стало быть, они не на своих местах, и потому их следовало бы заменить более дальнозоркими. Ну, конечно, и заменяли.
Чтобы легче было разделываться с директорами, по службе их назначали тогда не директорами, а исправляющими должность директора. Сместить такого в случае нужды ничего не стоило, а сместить настоящего директора было труднее - нужно было докладывать, что такой-то оказался недостойным занимаемого им места и подлежит удалению.
Но обо всем этом я поговорю впоследствии, когда будет досуг и время, и силы, а теперь перейду к тому, что ближе меня касалось, потому что, если я буду писать только о том, что видел и слышал, но к чему не имел прикосновения - так и то не скоро смогу написать все. А времени остается очень мало, старость со своими недугами не ползет, а быстро шагает вперед, и я уже предвижу, что она скоро меня остановит совсем. Да и пора! Ведь мне кончается 75-й год.