Ученье состояло во фронте, который в хорошую погоду производился на плацу, в ружейных приемах или темпах, которых было 12, в наигрывании без всякого инструмента рожковых сигналов, пении гимна (“Боже Царя храни”), заучивании имен и чинов начальства от самого низшего - до высшего, т.е. начальника всех военных училищ и военного министра. Потом - часа на 3 в школе. Здесь ученье состояло в чтении, т.е. упражнении в чтении самом механическом, без всякого понимания прочитанного; по крайней мере, я не помню, чтобы учитель спросил ученика о том, что он понял из прочитанного; в писании с прописи, т.е. чистописании, особенно часто раздавалась пропись, на которой было изречение: “Бога бойся, Царя чти” и “Уважай начальников”. А еще - “Истинный способ быть богатым состоит в уменьшении наших желаний”. Кроме того, преподавалась арифметика, т.е. производство сложения и вычитания на доске, без всяких задач, чисто механическое. Вот и все учение; для брата оно было немного посложнее, т.е. в классе, а в остальном было то же самое. Так дело шло около месяца, после чего мы захворали, сперва - брат, а потом и я. Чем я заболел - я не знаю. Помню только, что у меня был жар, я не вставал, не понимал ничего из того, что кругом меня происходило, а потом совсем потерял всякое сознание. Сколько времени я лежал без сознания, мне неизвестно, но я помню, что я был поражен той обстановкой, которая окружала меня: я лежал в Киевском военном госпитале. Пробыл я в госпитале довольно долго. Но сколько именно - не знаю, во всяком случае, не меньше месяца или двух. Тут навещал меня Ст. Дан. Цедровский и сказал мне, что наш отец, узнавши о нашей болезни, подавал прошение о том, чтобы взять нас из училища домой, что ему и разрешили; что за нами приедет весной мать. После выхода из госпиталя я оставался еще недели две в училище, в школу почему-то не ходил, а когда товарищи были в ней, я оставался в общих спальнях и слонялся из одного помещения в другое, без всякого дела и без всякой цели. Брат Алексей, заболевший раньше меня, тоже лежал в госпитале, вышел оттуда раньше меня и ходил в школу.
И вот однажды во время такого безделья я был удивлен тем, что увидал мать, которая вошла одна и объявила, что она приехала за нами. Я не особенно обрадовался ей, но рад был тому, что все же будет нечто новое, и после встречи с нею сообщил об ее приезде Цедровскому и побежал в класс за братом. Его встреча была тоже без всяких восторгов. Цедров-ский сообщил ротному командиру о приезде матери, и нас всех отпустили. С тех пор прошло около 65 лет, но вся картина нашего ухода из училища еще жива в моей памяти. Дня через три после этого, походивши по Киевским соборам и пещерам, словом, побывавши во всех святых местах, мы поехали из Киева в Тамбов, тоже на одних и тех же лошадях, с тем же ямщиком, который привез мать и сестру; дорогой ничего не случилось, ничего стоящего упоминания, по крайней мере, ничего особенного не сохранилось в моей памяти. Ехали, как бывало и раньше, расспрашивая дорогу, стало быть, не всегда по большой дороге, через много сел и городов, опять, кажется, на Курск и Липецк, и приехали в тот дом, который, по мнению отца, подлежал уже сломке и для которого он задумал заготовлять строительный материал.
Свободное копирование
