Кроме разговоров о службе, возникали иногда разговоры и о воспитании и обучении детей, причем, наша мать всегда говорила, что она не отдаст своих детей в гимназию, потому что там ничему не учат - гимназисты делаются “непочетниками”, не уважают родителей, а только играют в лапту, да в какие-то пушечки. Откуда сложилось такое мнение - вряд ли кто мог разрешить, а оно высказывалось с полной уверенностью в непогрешимости. Про воспитание и образование дочерей тоже высказывалось оригинальное мнение. “Зачем девочке образова-ние?” - задавался вопрос. Довольно с нее будет, если она сумеет письмо прочесть и написать, да щи и кашу сварить, да мужу рубаху зашить. Стало быть, предполагалось, что дочерям предстоит будущность кухарок слабого разбора, умеющих зашивать дыры одежды. Возражения на это не выносились, да и не делались, кажется, но впоследствии, когда знакомства расширялись, а особенно с семейством Отржевских, живших на квартире в большом доме, эти мнения изменились, и даже старшая сестра отдана была в пансион Поляковой, где, кроме обычных школьных предметов, преподавался особенно усердно французский язык, учили музыке и танцам.
Но зато учение младшей сестры Ольги, оставшейся 3-х летней после смерти отца, было выполнено по прежней программе, и она, вполне сознававшая всю отсталость свою и нравственное убожество, вполне подчинилась матери, не смела сказать при ней ни слова, была отдана замуж за поляка-солдата, по специальности повара и через год после замужества умерла, не успевши, вероятно, зашить мужу дыры на всех рубашках. Как мы с братом Алексеем и старшей сестрой Анной ни возражали против этого брака, нас не послушали и погубили человека. Она умерла вскоре после родов, от какого-то гнилостного процесса, по-видимому, сепсиса, оставивши после себя девочку; девочка ее тоже умерла.
Товарищей у нас в детстве не было, кроме детей соседа, служившего в какой-то палате стряпчим. Это была какая-то должность вроде советника; хотя фамилия его была Успенский, очевидно духовного происхождения, но у него были крепостные, которые много терпели от своей госпожи. Впоследствии, когда я был уже в университете, меня часто навещал один из Успенских, бывший в это время землемером, служивший при судебной палате чертежником в архиве, где хранились планы всех земель России. Это было где-то в Кремле.
Брат Алексей и сестра Анна были довольно дружны между собой, что-нибудь читали вместе, разговаривали, а я, как младший и едва умевший читать, конечно, не принимал участия в их разговорах и целые дни бездельничал, летом в саду, а зимой во дворе с салазками.
Но в своем воспоминании я несколько уклонился от прямого пути и сделал пропуск. Чтобы сгладить это, я должен сказать, что в “Старом заведении” мы прожили, сколько помнится мне, года два или три, а потом отец купил дом на Долгой улице, около “Теплого кабака” (так определялось тогда место улицы). Скоро после перехода в этот дом отец убедился, что дом стар и гнил, и задумал перестроить его, а когда начали отдирать наружную обшивку, тесовую - увидали, что он довольно свеж еще и простоит долго, поэтому решили не перестраивать, а лишь приделать к нему две комнаты, что и выполнили. При этом доме (рядом с домом Успенских) был, конечно, и сад и в нем две громадные липы, вековые, такие большие, каких я не видал впоследствии ни разу.
В это время отец начал часто прихварывать, что приписывал влиянию дома, и мало лечился, а дом, как причину болезни, возненавидел, и задумал продать его, что в скором времени и выполнил, и мы переехали на Варваринскую площадь на квартиру в д. Иерусалимского. Но и через 60 лет после продажи этого дома, я видал его в прежнем виде: все при нем осталось по-прежнему, только старые липы в саду, кажется, стали еще больше и гуще. И дом Иерусалимского стоит по-прежнему.
В этой квартире мы прожили более года, протекшего без каких-либо особых перемен и замечательного лишь тем, что отец служил уже не в “Старом заведении”, а заведывал батальонной канцелярией и был в близких, почти дружеских отношениях с полковником Пагануцци; но эти близкие отношения были лишь по службе, а домами не были знакомы. Я даже не помню, чтобы мать была когда-нибудь у Анны Ивановны, или Анна Ивановна была у нас.
Свободное копирование
