В Бутырской тюрьме - 3

 Помещались мы в одиночных камерах башни, но двери их не запирались. Тут было лучше, чем в общей камере: тут можно было изолироваться, когда хочешь почитать или позаняться, но можно и собраться по двое-трое, а то и больше и беседовать. Днем башня не запиралась, и можно было свободно гулять на небольшом дворике при башне хотя бы весь день. На ночь башня запиралась. При нас был один надзиратель, но он ни во что не вмешивался.

 Понемногу установились сношения и с другими башнями -- "Северной" и "Пугачевской", где в это время сидела почти вся верхушка первого состава "Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса", так называемые "старики". Тут были Г. М. Кржижановский, П. Н. Лепешинский, Ванеев, Юлий Цедербаум (Мартов), Запорожец, Старков.

 Только В. И. Ленина и Ляховского не было среди них: они получили разрешение поехать в ссылку на свой счет, "по проходному свидетельству", и были в это время уже в Енисейской губернии. В этом году разрешили ехать на свой счет даже двум приговоренным к шести годам Якутской области. В следующие годы таких разрешений, кажется, не давали.

 Упомянутые петербуржцы перед отправкой из Петербурга были даже освобождены на три или четыре дня "для устройства своих дел". Это тоже было неслыханное новшество, кажется, едва ли повторявшееся впоследствии. Они воспользовались, конечно, кратковременной свободой для собраний, передачи связей и своего опыта преемникам и между прочим снялись группой в восемь человек.

 Читатель, может быть, спросит, а не могли ли убежать получившие возможность ехать свободно в Сибирь? На это можно ответить, что побеги из ссылки имели тоже свою закономерность, и в этот период их вовсе не было. Этот период отсутствия побегов продолжался с конца 80-х до самого конца 90-х годов, около двенадцати лет.

 В это время в одной из башен сидел еще H. E. Федосеев, отправляемый в третью ссылку. Мне не пришлось тогда повидать его: я познакомился с ним позже, при моем проезде через Верхоленск, где он отбывал ссылку. Поистине трагична была судьба этого человека, одного из крупнейших представителей русского революционного марксизма в этот ранний его период {Как высоко ценил В. И. Ленин Федосеева, видно из его воспоминаний о нем. Он писал: "...Федосеев пользовался необыкновенной симпатией его знавших, как тип революционера старых времен, всецело преданного своему делу...

 Во всяком случае, для Поволожья и для некоторых местностей центральной России роль, сыгранная Федосеевым, была в то время замечательно высока, и тогдашняя публика в своем повороте к марксизму несомненно испытала на себе в очень и очень больших размерах влияние этого необыкновенно талантливого и необыкновенно преданного своему делу революционера" (Соч., т. XXVII, стр. 376--377).}. Пробыв около двух лет в тюрьме по первому своему казанскому делу 1889 года, он поселяется во Владимире. Здесь он тотчас же начинает работу среди владимирских и орехово-зуевских рабочих и вскоре вновь арестовывается. Опять тюрьма, потом ссылка в Сольвычегодск; оттуда он ведет переписку и инструктирует работу во Владимире и Орехово-Зуеве. Снова тюрьма -- и новая ссылка из ссылки, теперь уже в Восточную Сибирь, на пять лет. О его работе по истории падения крепостного права в России, написанной в тюрьме, и его письмах к Михайловскому я уже упоминал. В той башне, в которой он сидел, завелась склока, поднятая некиим Юхоцким и поддержанная Олениным и Захлыстовым, которые теперь тоже сидели в Бутырках. Эти люди, именовавшие себя народовольцами, были, так сказать, отребьями политической ссылки; к ним примкнуло несколько малосознательных рабочих. Они сочиняли всякую клевету про Федосеева, и началась гнусная травля.

 Насколько вздорны и нелепы были "обвинения" против Федосеева, видно, например, из того, что первым пунктом такого "обвинения" было то, что Федосеев везет с собой много книг, необходимых для его литературных работ, следовательно, он владеет средствами производства, значит, он представитель буржуазии. Другой пункт гласил, что Федосеев заставил рабочего вычистить его сапоги, значит, он не социал-демократ. Тогда как на самом деле один рабочий, сосед по койке с Федосеевым, однажды от нечего делать, видя, что Федосеев совсем запустил свой костюм, почистил ему сапоги... и т. д. все в том же духе...

 Большинство заключенных без различия направлений были против этой группки, но она не унималась. История эта продолжалась и даже разрослась в ссылке и довела расшатанные непрерывными тюрьмами и ссылками нервы Федосеева до крайнего напряжения, и он застрелился летом 1898 года в городе Верхоленске, двадцати восьми лет от роду, из которых девять лет провел в тюрьмах и ссылках. Его невеста М. Г. Гопфенгауз, бывшая в это время в ссылке в Архангельске и только что получившая разрешение поехать к нему, узнав о его самоубийстве, тоже покончила с собой. Так выбыли из передовых марксистских рядов еще две жертвы царизма {Интересен отклик В. И. Ленина на смерть Федосеева в письме к своей сестре Анне Ильиничне от 16 августа 1898 года из села Шушенского, Минусинского уезда:

 "Вместе с твоим письмом получил известие из Архангельска, что М. Г. тоже застрелилась (18.VII), получив 16.VII известие о кончине H. E. Ужасна эта трагическая история! И дикие клеветы какого-то негодяя Юхоцкого (политический!! ссыльный в Верхоленске) сыграли в этом финале одну из главных ролей. H. E. был страшно поражен этим и удручен. Из-за этого он решил не брать ни от кого помощи и терпел страшные лишения. Говорят, дня за 2--3 до смерти он получил письмо, в котором повторяли эти клеветы. Чорт знает, что такое!.. Клеветник был открыто и решительно осужден всеми товарищами, и я никак не думал, что H. E... берет все это так ужасно близко к сердцу" (сборник "Федосеев", стр. 184, ГИЗ, 1923 г.).}.

 Кроме перечисленных лиц, в Бутырках в это время сидело еще несколько польских социал-демократов, положивших начало социал-демократической организации в Царстве польском и Литве. Это были А. Б. Веселовский и Я. Ф. Погожельский. Словом, в Бутырках в эту весну 1897 года перебывал, можно сказать, цвет первого периода революционного марксизма России.

 Впервые также значительное большинство среди пересылаемых политических принадлежало марксистам.

 В это же время в Бутырках сидели и виднейшие деятели польской социалистической партии (ППС) -- Я. Ф. Строжецкий, Казимир Петкевич и Мариан Абрамович.