В Бутырской тюрьме - 4

 Связь с внешним миром, или, по арестантскому выражению, с "волей", была в Бутырках гораздо свободнее, чем в Таганке.

 Свидания в Бутырках давались нам раза два в неделю, "личные", без решоток, но только с родителями, братьями, сестрами, с женой или "невестой". На свиданиях этих можно было свободно обо всем говорить и передавать записки; при этом присутствовал старший надзиратель Петр Акимович, который относился к нам очень либерально и смотрел сквозь пальцы на нарушения тюремных формальностей. Через него же шли книги и всякие передачи. Он передавал все, не просматривая, просил только не передавать нелегальщину, говоря, что если это откроется, то достанется крепко и ему и тому, кто передал, и условия передачи тогда должны измениться к худшему. Вообще Петр Акимович была оригинальная фигура: высокий, представительный старик, с седой бородой, он пользовался в тюрьме, как самый старый служащий, большим авторитетом и доверием у тюремной администрации; фактически он всем управлял в тюрьме и делал это так умело, что у него никогда за много лет не было столкновений или каких-либо историй с арестантами, за это начальство его и ценило. Его очень любили и подчиненные ему младшие надзиратели. К политическим он относился хорошо и допускал всякие послабления для них. Ежедневно он заходил к нам во время поверки и вел беседы. Рассказывал разные тюремные случаи. У него была богатая память: он помнил всех проходящих через Бутырки, рассказывал нам о видных народниках и народовольцах, проходивших через тюрьму.

 Современный молодой читатель может спросить, чем объяснить, что среди правительственных агентов попадались такие лица, как, например, помощник начальника калужской тюрьмы Племянников, как Петр Акимович и другие, которые относились к политическому "преступнику" не с враждебностью, а наоборот, с известным сочувствием и даже содействием, как Петр Акимович. Объясняется это тем, что царский режим постепенно стал все более терять свой политический и моральный авторитет среди разных слоев населения, оставалось все меньше веры в его незыблемость и прочность, отсюда растущая симпатия к борцам против этого режима, проникающая порою и в среду самих агентов правительства. И чем далее, тем такие случаи становились все чаще, приняв во время революции 1905--1907 годов широкие размеры, когда, например, бывший кутаисский губернатор Старосельский объявил себя соииал-демократом, когда в социал-демократической фракции Государственной думы был один вице-губернатор, когда несколько видных охранников, как Меньшиков, Бакай, перешли на сторону революционеров, а сам директор департамента полиции Лопухин выдал политэмигранту Бурцеву тайну о важнейшем провокаторе Азефе.

 А. И. Елизарова в своих воспоминаниях о Федосееве рассказывает, как она не решалась передать Федосееву в тюрьму перед отправкой его в Сибирь просимый им мимеограф и как Федосеев при отъезде рассказал ей: "А знаете, мы везем все-таки тот материал, который вы считали, что нам ни в коем случае не дадут увезти. Мы достали его. Нам это устроил Акимыч".

 При этих условиях в Бутырках связь с "волей" установилась у нас хорошая. Самым Лучшим источником информации являлся M. H. Лядов, который имел частые свидания со своей невестой Лидией Павловной Кранихфельд; они в тюрьме и поженились, я был шафером на их свадьбе.

 Л. П. Кранихфельд принимала активное участие в московской революционной работе и была в курсе всех революционных новостей, как русских, так и заграничных. Через нее мы имели богатую информацию и хорошо снабжались новейшей литературой. От нее мы узнали подробности о рабочем движении в Москве и о всех его перипетиях. Расскажу, что мы узнали {Сведения о работе "Московского рабочего союза" уточнены мною по литературным данным.}.Затишье, наступившее после августовских арестов 1895 года, продолжалось недолго. Уже в сентябре возник новый интеллигентский кружок в составе Колокольникова, Кварцева, Величкина, его двух сестер, Бонч-Бруевича, Рума, Солодовникова. Этот кружок восстановил многие связи среди рабочих, Кроме этого кружка, одновременно начал работать другой кружок -- М. Ф. Владимирского и Батурина. Эти два кружка в январе слились и образовали ядро нового состава "Московского рабочего союза". Наладилось получение литературы из-за границы; между прочим были получены отвезенные Спонти за границу для печати "Что должен знать и помнить каждый рабочий" и "Рабочая революция". Стали и сами издавать брошюры и прокламации. К концу февраля 1896 года организация настолько разрослась, что явилась возможность послать адрес французским рабочим по случаю двадцатипятилетия Парижской Коммуны, под которым было собрано шестьсот пять подписей рабочих от двадцати восьми московских фабрик и заводов {См. Приложение II.}. Летом повторилась картина прошлого лета: под Москвой, в Тюфелевой роще, около Николо-Угрешского монастыря, в роще близ Останкина и в других местах собирались рабочие сходки по сто пятьдесят -- триста человек, на которых вырабатывался устав "Московского рабочего союза". К концу июня "Союз" имел уже связи с пятьюдесятью пятью крупными заведениями и распространил только за июнь до тысячи нелегальных изданий. Тогда же был отправлен мандат от тысячи московских организованных рабочих В. И. Засулич для представительства от имени московских рабочих на Лондонском международном социалистическом конгрессе.

 Мы узнали также, что в Петербурге рабочее движение под руководством "Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса", во главе которого стоял В. И. Ленин, сделало за это время гигантские успехи. Под руководством "Союза борьбы" была проведена в мае 1896 года грандиозная стачка на всех текстильных фабриках Петербурга. Правительство вынуждено было опубликовать об этой стачке "правительственное сообщение". По словам этого "сообщения", забастовка дала повод "злонамеренным личностям" попытаться использовать эти стачки и придать им политический и "социальный характер и в этом смысле руководить забастовщиками". Благодаря этой стачке русское рабочее движение вышло из подполья на широкую общественную арену, не только всероссийскую, но и мировую, так как эта стачка имела отклик (приветствия и сбор средств) в европейских странах и на международном социалистическом конгрессе в Лондоне.

 Петербургская майская стачка имела отклик и в Москве: "Союзом" был выпущен ряд прокламаций по поводу этой стачки; начались частичные забастовки -- забастовали мастерские Курской и Брестской железных дорог, завод Перенуда. Шло брожение на ряде и других фабрик и заводов. Назревала всеобщая стачка, но большие аресты в начале июля всех руководителей "Союза" и многих рабочих приостановили на время забастовочное движение...