Много радости и бодрости во время сидения в калужской тюрьме дало нам сообщение о грандиозной майской стачке всех текстильных фабрик в Петербурге, организованно продолжавшейся три недели. Об этой стачке мы узнали из правительственного сообщения, которое было напечатано во всех газетах. Газету с этим сообщением принес нам Племянников. С радостным волнением прочитал я в газете это сообщение. Оно доказывало, как неудержимо растет рабочее движение в России, несмотря на все препятствия и гонения правительства.
Конечно, мы через окна сейчас же обменялись сведениями об этой стачке и обсуждали ее значение. Таким образом мы устраивали ежедневные регулярные беседы вдвоем и втроем, обменивались информацией, вели также беседы теоретического характера, обсуждая разные вопросы теории и практики. Особенно содержательны были беседы с Мандельштамом. Это был человек с большой эрудицией и оригинальным умом. В тюрьме он много работал. Беседы с ним доставляли большое удовольствие. К концу нашего пребывания в Калуге я стал замечать за ним какие-то странности: он начал высказывать совершенно необоснованные подозрения в шпионстве, проявлять какую-то болезненную мнительность. Как потом оказалось, у него начиналась уже душевная болезнь, которая быстро овладела им, и он умер через несколько лет в психиатрической больнице. Самодержавие поглотило еще одну из своих бесчисленных жертв из наших лучших, талантливейших людей.
Ко мне на свидание приезжала в Калугу один раз моя мать. Свидание было в конторе, "лично", без решеток, в присутствии Племянникова, который то и дело уходил в другую комнату и оставлял нас одних. Можно было говорить спокойно обо всем. Мать мне сказала, что она привезла мне две книги от Анны Ильиничны Елизаровой, которая поручила еще ей передать мне, что у них все благополучно и что дела в Москве идут очень хорошо. Это было как раз время разгара работы "Московского рабочего союза" второго состава, о чем я еще расскажу. Я ее порадовал тем, что в калужской тюрьме живется неплохо, гораздо лучше, чем в Москве. Она ушла со свидания успокоенной. Хорошими вестями, полученными из Москвы, я, конечно, немедленно порадовал товарищей.
Книги, присланные мне Анной Ильиничной, были: Бельтов "К вопросу о развитии монистического взгляда на историю" и Волгин "Обоснование народничества в трудах В. В.". Я запоем прочитал их. Поразительно было появление легальных боевых марксистских книг. Загадочным для меня было, кто авторы этих замечательных книг. Думалось, что такие книги должны оказать сильное влияние на переход интеллигенции к марксизму и что самая возможность появления таких легальных марксистских книг показывает, насколько марксизм становится влиятельным. Много и долго обсуждали мы втроем эти книги.
Так в интересном чтении, беседах, длительных прогулках часа по два в день по обширному тюремному двору -- проходила наша жизнь в калужской тюрьме. Она казалась нам раем сравнительно с жизнью в Таганской тюрьме.
Надо сказать, что Племянникову нагорело от начальника за либеральное отношение к нам, и он вынужден был изменить его: прекратить беседы с нами и передачу газет.
Свободное копирование
