Вторым делом московских марксистов в это время была устная пропаганда марксизма среди московской интеллигенции, которая велась как в небольших кружках, так и на более широкой арене путем докладов и выступлений в землячествах и на студенческих вечеринках, часто устраиваемых в Москве в это время. Устраивались эти вечеринки на студенческих квартирах, снимаемых "коммуной", или на квартирах либеральных обывателей, или в школах, представляемых для собраний сочувствовавшими учителями, иногда в особых помещениях, сдаваемых под балы, свадьбы и тому подобное. Снимались эти помещения тоже под предлогом свадьбы большей частью фиктивной какой-нибудь студенческой пары, билеты на них распространялись по рукам среди интересующейся публики за небольшую плату; на вечеринках устраивались танцы и буфет; особая комната отводилась для разговоров. Вот на таких-то вечеринках в эти годы (1892--1894) все чаще стали выступать марксисты. Выступали Рязанов, Давыдов, Г. Мандельштам, Винокуров, Калафати. Я в эту зиму выступил в нижегородском землячестве с рефератом, выступал один-два раза в прениях и на других вечеринках, но в общем старался избегать выступлений среди интеллигенции и центр своей работы все более переносил в рабочую среду.
Первые выступления марксистов были встречены московской интеллигентской публикой очень враждебно. Против них была направлена вся тяжелая артиллерия тогдашней московской радикальной интеллигенции. В это время было особенно заметное оживление среди нее. Тогда как раз стала организовываться новая группировка, так называемая "партия народного права". Несколько старых народников -- П. Ф. Николаев, Натансон, Тютчев, А. И. Богданович и др., наблюдая наступающее оживление общественной жизни, решили его использовать для возобновления революционной работы и объединить в одной организации все революционные и оппозиционные элементы интеллигенции, выставив главной целью организации борьбу с самодержавием, отодвинув пока на второй план социальные вопросы. Как тогда говорили о них, они решили до поры, до времени "спрятать в карман" свой социализм. К этой организации были привлечены и московские либералы, как-то: Гольцев, редактор "Русской мысли", и П. Н. Милюков, тогда молодой историк, приват-доцент Московского университета. В течение 1893 и начала 1894 года {В апреле 1894 года "партия народного права" была разгромлена, взята ее типография в Смоленске и арестованы почти все ее деятели. Больше о ней не было слышно.} среди московской интеллигенции и студенчества эта группа вела оживленную агитацию. К этой же организации примыкала и образовавшаяся в это время среди студентов "группа народовольцев", в которой деятельное участие принимал Виктор Чернов, будущий вождь эсеров, тогда молодой студент юридического факультета. Вся эта публика почувствовала в нарождающемся марксизме своего сильного врага и яро выступала против наших ораторов. Они и бессознательно, не понимая нас, и сознательно, не желая понять, взводили на нас всякие небылицы и прежде все-то то, что мы отвлекаем интеллигенцию от политической борьбы, тогда как мы на самом деле ставили себе задачей как раз вовлечь в политическую борьбу самый революциойный (тогда еще революционный в потенции) класс -- пролетариат, который, возглавляя все демократические элементы страны, только и сможет свергнуть царское самодержавие. Вот на эти темы -- о политической борьбе, о судьбах русского капитализма, об особых путях исторического развития России, о роли личности и, в частности, о роли интеллигенции в истории -- и шли тогда горячие словесные битвы марксистов с выступавшими против них единым фронтом народниками, народовольцами, народоправцами.
Наша публика на всех этих диспутах не давала себя в обиду, держалась уверенно и решительно переходила от обороны к нападению. Помню диспут Милюкова со студентом Калафати. Милюков старался доказать, что история России идет не тем путем, каким шла история Европы, что у нас не было феодализма, государство слагалось другими путями, не было борьбы классов, роль правительства была определяющей и создающей сословия в интересах государства. Эта надклассовость правительства особенно проявилась в освобождении крестьян, которое правительство провело в интересах государства, как целого. Калафати, много работавший как раз по русской истории, выступил с критикой этих взглядов Милюкова. Он доказывал, что феодализм в несколько иных формах был и у нас, что русское самодержавие сложилось в борьбе с крупными феодалами, опираясь тоже, как и в Европе, на мелкое дворянство и на города, на Москву, на города северной Руси, как это видно из движения, во главе которого встал нижегородский купец Минин в Смутное время; что касается освобождения крестьян, то оно было произведено под давлением роста торговли и промышленности, а также и под страхом крестьянских бунтов, и притом оно было проведено так, что крестьяне были ограблены в интересах дворян-помещиков и их государства.
Как-никак мы, марксисты, были вооружены великой марксистской теорией, с высоты которой было не так-то трудно парировать удары народников и либералов. Мы были в боевом, приподнятом настроении и с увлечением отдавались борьбе, уверенные, что мы победим наших противников и поведем за собой радикальную интеллигенцию. Наши тогдашние успехи в пропаганде среди рабочих, о чем я скажу ниже, давали нам еще большую уверенность в наших победах.