Школьные годы - 41

Крупными буквами:

Каникулы. С 29 / 12 59 г. до 11/1г.

Мы живем на первом этаже. Фактически на земле, а отопления нет. Сыро и холодно, готовим в комнатке на керосинке и обогреваемся ею же. Бабушка часто не в духе - ее мучает радикулит и она пеняет маме - вот твой Кавказ, и как существовать в таких условиях?

Но выглядывает солнце, воздух сразу нагревается, и можно, не унывая, жить дальше.

В комнате водятся скорпионы. Когда я мою полы, а я теперь выросла и делаю это часто, то вытаскиваю на тряпке из-под дивана скорпионов. Прежде чем отжимать тряпку, приходится тщательно ее разглядывать и, увидев скорпиона, стряхивать его на пол и убивать. Я трушу, говорят укусы скорпиона очень болезненны, и к тому же они ядовиты.

- Зимой не ядовиты,- успокаивает меня бабушка,- только ранней весной.

В январе снова началась учеба. Неожиданно выпал снег. Снегопад начался во время уроков, мы все повскакивали с мест, урок был фактически сорван. На перемене выбежали на улицу. Все счастливые и возбужденные, кидались снежками и сфотографировались на память.

На другой день снег растаял, и больше его не было. Зима была теплая.

В школе нам задали сочинение по картине Васнецова "Витязь на распутье".

Я писала с вдохновением, забыв обо всем на свете, строчка за строчкой.

Панна Сергеевна была потрясена этим сочинением и вызвала маму в школу, якобы поговорить с ней обо мне, а по-моему, просто познакомиться или выяснить, не помогает ли мне мама.

- В общем,- сказала мама, вернувшись из школы, - я так и не поняла, что она от меня хотела.

Учитель английского языка тоже был мною доволен, так что со стороны учебы все было в порядке.

С подругой Галей было все-таки как-то не очень. Наша дружба зиждилась не на общих интересах, а на уверенности окружающих, что две хорошие ученицы должны между собой дружить.

Но Галя любила меня подковырнуть.

В середине года к нам пришла новая девочка, очень милая русская девочка, высокая, голубоглазая, с веснушками.

Мне она понравилась. Кажется, ее звали Ира.

Она была замкнута и как-то сама по себе, но не свысока. А просто все время о чем-то мечтала. Я наблюдала за ней, а потом сказала ей один раз на физкультуре:

- Я умею гадать, хочешь погадаю тебе?

И рассказала ей, что она любит читать. Читает много вечерами и еще любит мечтать - лечь где-нибудь в траве, смотреть на небо и мечтать.

Ира была потрясена - ей представилось, что я обладаю какими-то сверхъестественными способностями. Милая девочка не понимала, что она легко прочитывается.

Мишка Гуревич тут же в нее влюбился.

А Галя несколько раз ехидно спрашивала меня:

- Ну почему всегда влюбляются в новеньких?

В этом язвительном вопросе содержался намек на то, что мой успех у ребят и у того же Миши был обусловлен только тем, что я была новенькая.

Я спокойно и рассудительно сказала, что новенькие окружены ореолом романтики, которая исчезает, когда привыкаешь и узнаешь человека. Поэтому в новенькую девочку всегда легко влюбиться, что Миша и делает.

Но в глубине души мне было неприятно и не то, что Миша влюбился в новенькую, а то, как ведет себя Галя, с упорством стараясь меня унизить, но так, чтобы не было прямого повода для ссоры.

Может быть, ей самой нравился Мишка, и она страдала от его изменчивого нрава?

Ни Ольга, ни Люда так себя не вели, Люда даже считала, что Вовка Жовнюк, с которым она дружила, больше подходит мне, чем ей.

- Во всяком случае, - сказала Люда, - остальные вообще тебе никак не подходят.

Я скучала по старым подругам и писала письма в Карталы.

Мама потом вспоминала, что я по приезде все время рисовала степь и березы, а потом все-таки стала рисовать море, но зеленого цвета.

Я этого не помню, мое увлечение рисованием отошло на задний план.

Кстати, Панна Сергеевна, которая недолюбливала Галю, так и сказала моей маме:

- Очень уж эта дружба выгодна Гале, она стала снова хорошо учиться с приходом Зои в класс.

Мама не пропустила это мимо ушей, но я никогда не позволяла обижать моих подруг, и мама даже и не пыталась очернить Галю в моих глазах, хотя иногда говаривала:

- Ну уж эта твоя Галя...

Как-то раз я шла вместе с Костей к его зеленоглазой подружке, вернее я шла к ней, а он меня сопровождал. Это давало ему предлог с ней встретиться. Мы проходили мимо полу развалившегося забора и обошли его, а когда обошли, я сказала, что могу и перепрыгнуть через него. Костя не поверил, я обиделась, разбежалась и перепрыгнула, а поскольку была в юбочке, то засверкала всем своим бельем и страшно смутилась. Но Костя либо не заметил моего смущения, либо хорошо это скрыл. Он только сказал с уважением:

- Вот здорово, я не верил, что ты перепрыгнешь.

Отступать ему было некуда. Он разбежался и перепрыгнул сам.

Я до сих пор благодарна ему за тактичность.

Хозяин готовил свадьбу, женил своего племянника. Жениха с невестой познакомили, провели друг мимо друга на базаре. Они даже никогда не разговарили между собой. Роднились две богатые семьи, ну а мнения молодых никто не спрашивал. Резали баранов, рубили и ощипывали кур, дым стоял коромыслом, по выражению моей бабушки. Но в ночь перед свадьбой невеста сбежала со своим дружком. У нее был возлюбленный, за которого она хотела замуж, выпрыгнула из окошка и была такова!

Я была страшно довольна - мои представления о том, как должен заключаться брак оказывались правильными.

Свадьба не могла состояться без невесты. Но деньги были потрачены, еда приготовлена, гости приглашены и все рушилось из-за прихоти какой-то девчонки. И наш хозяин, который организовал свадьбу, нашел бедную вдову с молодой дочерью и высватал девушку. Свадьба состоялась. Только жених женился на другой.

- А вдруг вдова отказалась, тогда что бы вы делали? - спросила мама хозяина.

- Не могла она отказаться. Очень бедная, ей большая честь, что дочь берут в такую семью, - ответил хозяин.

"Да ведь у нас нет богатых и бедных", - думала я, чувствуя, что мы, безусловно, относимся к разряду бедных.

Средневековье на этом не кончалось.

Раз как-то на свадьбе или каком-то другом застолье один аджарец обидел другого. Тот, кто обидел, как утверждала молва, был совершенно никчемный человек.

Обиженный затаил злобу. На другой день он взял ружье и убил, - но убил не того, кто его оскорбил, а совершенно другого человека, мало того, что другого, но и своего друга. Убитый был виноват только тем, что находился в кровном родстве с обидчиком!

Род обидчика за нанесенное оскорбление должен был понести большую потерю, а какой смысл убивать никчемного? Таковы были мотивы поступка убийцы, во всяком случае, так это объяснили мне женщины в нашем дворе.

Началась кровная вражда. Все мужчины рода убившего находились под прицелом, вскоре одного застрелили, потом еще и еще. Дело дошло до 3 трупов с каждой стороны, милиция была бессильна, а может быть, просто не ввязывалась - законы гор приходилось уважать. Вмешалась Москва и только тогда убийства прекратилась.

У нас в соседнем дворе жила вдова, молодая женщина с мальчиком 14 лет, принадлежавшем к роду убившего.

- Ты не боишься за сына, пускаешь его в школу? - спросила ее мама.

- Нет, его не тронут, он еще не вырос, - ответила та.

Оказывается, детей не принято убивать во время кровной вражды, но не из-за гуманных соображений, а потому что толку нет, убьешь маленького, а его мать еще нарожает деток.

Вот когда вырастил ребенка, потратил массу сил, когда утрата невосполнима, тогда и надо убить.

Все эти события поражали мое воображение, но проходили где-то вдали от меня, экзотические декорации к моей вполне прозаической жизни. К тому времени у меня уже сложились четкие представления о личной ответственности каждого за свои поступки, и идея кровной вины мне была недоступна.