В конце декабря снега не было. Дети ходили и колядовали - пели под окнами "сею-вею посеваю с новым годом поздравляю". За это их угощали пирогами и конфетами. Мне все это казалось чем-то театральным, не современным, на Южном Урале, где я жила, таких обычаев не было.
В школе на Новогодний праздник в конце декабря организовали карнавал. Я сделала костюм звездочета, покрасила марлю в черный цвет, на нее налепила звезды из фольги, а на голову надела высокий колпак, склеенный из картона.
Меня труды отметили каким-то небольшим призом.
На новый год мы ездили в Батуми в гости к дяде Резо, маминому брату по отцу, который был младше ее на 12 лет и тете Тамаре, третьей жене моего деда. Там собралась большая компания родственников тети Тамары и друзей Резо. Всю ночь ходили из одной квартиры в другую, от одного накрытого стола к другому.
В гостях у друга Резо, Амирана, зашел разговор о Салтыкове-Щедрине. Мама сказала, что очень хотела бы иметь книгу " История одного города ", которая досталась Резо от отца, но Резо никак не мог с ней расстаться. Тут же Амиран сказал, что ненавидит Салтыкова-Щедрина, и его книгу готов хоть сейчас сжечь в печке. Печка-буржуйка была как раз разожжена.
Мама воспротивилась этому, и книга досталась нам. Резо сделал на ней дарственную надпись. Таким образом, и попал к нам этот уникальный экземпляр с иллюстрациями, изданный в начале двадцатых годов.
Еще до Нового года к нам приехала погостить из Колпашево бабушка Вера.
За эти несколько лет, пока мы не виделись, храп бабушки Веры тише не стал, но я выросла, много двигалась, уставала и спала как убитая. Но мама совсем не высыпалась, ходила злая и раздраженная, стесняясь что-нибудь сказать родной тетке. В конце концов, мама договорилась с хозяином, и он выделил нам на время комнату, бабушка Вера очень обиделась, но перешла в нее спать, и все наладилось.
Я прыгала в высоту лучше всех в классе, за исключением спортсменки Лиды. Не знаю, чем обусловлены мои успехи в спорте - то ли я стала крепче, то ли здесь дети были слабее, чем на Урале.
Наш пионервожатый Жора был сыном школьной уборщицы. Веселый парень, симпатичный и отличник, он мне понравился и я втайне вздыхала по нему.
Ко всему прочему, он прекрасно рисовал, и мы часто засиживались в пионерской комнате, выпускали стенгазеты. Было ему 19 лет, он кончал школу, и ему грозила армия.
Как-то он сказал старшей пионервожатой, унылой голубоглазой девушке про меня:
- Я влюблен в ее смех.
Мне было очень приятно, но по тому, как он это сказал, было ясно, что он не питает тех чувств ко мне, какие мне хотелось бы, - я была в его глазах еще маленькой.
Как-то Жора затащил меня после уроков в пионерскую комнату и засадил играть в шахматы. Неожиданно для него, и для меня тоже, оказалось, что я довольно прилично играю в шахматы, - сказались тренировки с Вовкой Шахматовым.
Вскоре мной заинтересовался почти весь выпускной класс, им было занятно, что девочка в 12 лет играет с ними на равных. Жора слабо играл, и вскоре я играла уже с другими ребятами. Они прозвали меня Быковой, по фамилии тогдашней чемпионки мира по шахматам, и один парень всерьез занимался со мной, разбирал сыгранную партию, показывал ошибки. Он играл лучше всех и вскоре благодаря ему я стала выигрывать у других десятиклассников довольно часто, что доставляло ему (кажется его звали Гиви) множество поводов для насмешек над своими товарищами.
Сейчас я понимаю, что это был редкий класс - такое повальное увлечение шахматами, когда играли практически все юноши, я больше не встречала.