Зима 1994 года была, пожалуй, самой тяжелым временем в жизни училища после Великой отечественной войны. Училищная котельная, экономя средства, работала так, чтобы только не разморозить систему водяного отопления. В классах на занятиях курсанты сидели в шинелях.
Не знаю, на каком уровне принималось решение о такой экономии. Но она обошлась боком. Чтобы согреться, повсюду стали нелегально использовать электрические обогреватели. Наверняка возрос расход электроэнергии, напряжение упало настолько, что не загорались люминесцентные лампы, а лампы накаливания едва светили.
Работники библиотеки, чтобы не приходить с утра застывшее помещение, стали оставлять на ночь включенными электронагреватели. И однажды, случился пожар. Книжный фонд сократился более чем на 70 тысяч экземпляров.
Сильно пострадал недавно отреставрированный, под контролем ГИОПа, читальный зал и другие помещения библиотеки, особенно учебный фонд. Сгорели кабинеты и аудитории кафедр Общественных наук, Физики, Военной истории, тактики ВМФ. Огонь уничтожил оборудование двух научных лабораторий.
Из-за холода в классных помещениях первого корпуса Адмиралтейства лекционные и практические занятия по решению задач я проводил в эту зиму в спальных помещениях казармы и убедился, в каком убогом виде находятся бытовые помещения и санузлы. Не хватало средств на ремонт неисправной сантехники, которую из-за отсутствия запасных фитингов просто отключали. Из 20 установленных приборов работало менее половины.
Курсанты жаловались на заметное ухудшение калорийности и разнообразия питания. Конечно, это не только в нашем училище. Помню, что в городе, на мгновенно возникших рынках, в коммерческих магазинчиках, именуемых «шопами», и у бесчисленных ларьков, появились явно голодные, в неопрятной одежде, солдаты срочной службы, просящие у сердобольных женщин деньги на еду.
Надо сказать, что законы рынка постепенно начали работать. Острый дефицит продуктов, предыдущих лет исчез. Но цены были такие, что большая часть населения не могла себе регулярно позволить, вдруг появившиеся колбасу, сыр и даже консервированные сосиски из «гуманитарной помощи».
Насколько я помню, улучшение с продуктами началось в конце 1993 года. Теперь, выезжая на выходные дни в Парголово, мы освоили большой продовольственный рынок возле метро «Проспект Просвещения». Рядом с рынком располагалась остановка пригородных автобусов, и мы, выйдя из метро, обходили многочисленные улицы и переулки рыночных ларьков, покупая всё, что нужно на субботу и воскресенье.
Возможно потому, что проблема дефицита исчезла, Лида решилась на приобретение щенка. В одно из воскресений, когда я ушёл на службу, Вася – в университет, а Лида должна была идти на «Светлану» во вторую смену, к нам в дом на Некрасова пришла соседка Рита, мать Васиного знакомого Лешки и предложила взять щенка.
Их собака, породистый ньюфаундленд, от неплановой вязки полтора месяца назад принесла им щенков. Рита знала, что Вася хотел иметь собаку, и поэтому пришла к нам. Щенок был настолько милый, что Лида не смогла отказать, тем более что через несколько дней Васи исполнялось 17 лет. Уплатив символический рубль, Лида приобрела щенка, как подарок сыну ко дню рождения.
Спрятав малыша за обшлаг пальто, Лида пошла с ним на работу. Там устроив щенка в углу одного из кабинетов, пригласила подруг оценить приобретение. Кроме восторгов, других отзывов не было. Щенок был удивительно хорош. Весь чёрный, только грудка и носочки на передних лапах белые. Шерсть шелковистая, длинная. Единственное отличие от стандартного экстерьера ньюфаундленда, форма носа, скорей похожая на нос немецкой овчарки. Но этот недостаток породы предавал щенку ещё большее очарование.
Дома, Лида получила полное одобрение приобретением и от меня и от Васи, хозяина собаки. После недолгого разбирательства щенка назвали Мечо, что по-болгарски означает медведь. На маленького шустрого медвежонка наш Мечо и был похож.
Первый месяц после приобретения мы вывозили Мечо в Парголово в корзине, в которой он помещался целиком. На второй месяц его голова уже выглядывала из корзины, а на третий месяц он вырос так, что в корзину не помещался.
Теперь, в метро его не пускали, и чтобы вести его в Парголово, надо было пользоваться трамваем до Садовой улицы, от Садовой до Финляндского вокзала, а там электричкой до Парголово. И уже - как взрослого пса, на поводке и в наморднике.
Красив пес был необыкновенно. Почти на всякой прогулке, а гуляли мы с ним в Парке Победы или на площадке перед «Малахитом», находились желающие похвалить нашего пса. И я, приходя с прогулки, случалось, докладывал жене: «Сегодня было высказано три восторга!»
Особенно запомнился случай, когда старушка в трамвае долго любовалась на Мечо, а потом громко сказала, обращаясь к Васе: « Если есть Господь Бог на свете, то он такой совершенный как твой щенок!»
И никто в трамвае не посчитал такие слова богохульством.
Свободное копирование
