Следующей ареной, на которой под прикрытием демагогических лозунгов развернулась жестокая идеологическая борьба, была физиология. В 1949 году состоялась сессия Академии Медицинских Наук, получившая название «Павловской». Инициаторами сессии были профессора Военно-морской медицинской академии К.Быков и Б.Курцин. Они выступили с резкой критикой признанного главы отечественной физиологии академика Л.А. Орбели, который якобы отошел от учения И.П.Павлова и ведет советскую науку по ложному пути. Под огнем псевдонаучной критики, подкрепленной многочисленными ссылками на классиков марксизма-ленинизма, оказались и сам Орбели, и его многочисленные ученики. Действие разыгрывалось по сценарию, уже проверенному на сессии ВАСХНИЛ. Однако направление удара по инакомыслящим имело одну существенную особенность. Ее сформулировал в кулуарном разговоре проф. Быков. «Мы должны изгнать из советской физиологии армяшек и абрашек!» – заявил он. А среди советских физиологов действительно было немало «лиц кавказской национальности» и евреев. Этот лозунг был подхвачен и весьма успешно реализован. Но надо было соблюдать внешние приличия. Поэтому для изничтожения неугодных ученых использовались обвинения в ряде антинаучных грехов и извращений: вирховианстве, менделизме, морганизме, вейсманизме, ламаркизме, бетсонианстве и т.п. Все эти термины, образованные из фамилий иностранных ученых, указывали на еще одно направление борьбы за чистоту отечественной науки: против низкопоклонства перед западом. Надо сказать, что это идеологическое оружие действовало в те времена весьма эффективно. Последовала волна публичных покаяний, отречений и обещаний. Против Орбели и его последователей были приняты репрессивные меры. Лишь очень немногие нашли в себе силы, чтобы устоять в данной ситуации. Существенной причиной, заставляющей ученых искать, подчас в ущерб собственному достоинству, выход из ситуации была элементарная боязнь лишиться заработка. Можно ли огульно осуждать всех ученых, которые шли на компромисс с собственной совестью, чтобы не оставить семью без средств существования? Но ученики Орбели, те, кто прошел на его кафедре путь от студента до профессора, те, кому военная форма гарантировала безбедное существование, как могли они изменить учителю? Самым ярким примером такого предательства является для меня поведение проф. А.В.Лебединского, заместителя Орбели на кафедре физиологии Военно-медицинской Академии им. С.М.Кирова.
Я уже упоминал о том, с каким энтузиазмом, какой овацией был встречен Орбели, когда в 1956 году он читал вступительную лекцию нам, врачам, прибывшим в Академию на усовершенствование. В устном творчестве того времени он был сравнен с Галилеем:
В еретизме обвиненный
И лишенный всех позиций,
Доказал он непреклонно,
Что наука «все ж вертится»!
По заслугам получили тогда и гонители Орбели.
Профессору К.Быкову:
Когда он мыслить начинал,
То избегал путей банальных:
Его корою управлял
Рефлекс с рецепторов анальных.
Профессору Усиевичу:
Усиевича успех
Никого не удивляет:
Ведь в волнах при бурях всех
Много легкого всплывает.
Хочу вернуться к началу пятидесятых годов, когда реакционные явления в общественной жизни и, в частности, в науке были в разгаре. Наиболее характерными для того времени являются борьба за приоритет отечественной науки и борьба с космополитизмом.
Приоритет отечественной науки подтверждался доказательствами того, что все передовое и лучшее в науке и технике было открыто в России. Для этого использовались недостойные и зачастую смехотворные доказательства. Открытие пенициллина английским ученым Флемингом пытались оспорить в пользу русских ученых Манассеина и Полотебнова, которые действительно наблюдали антагонистическое воздействие зеленой плесени на другие микроорганизмы, но не имели никакого представления о материальной основе этого феномена. В России были обнаружены изобретатели паровоза, парохода и самолета. В медицинской литературе появились двойные термины: «узелки Ашофа-Талалаева», «симптом Блюмберга-Щеткина», «феномен Санарелли-Здродовского», «реакция Райта-Кайтмазовой».
Как мне рассказывали профессора Военно-медицинской Академии, в это время к ним на лекции приходили представители политического отдела, которые тщательно записывали фамилии ученых, упоминаемых лектором. Затем производился подсчет числа ссылок на отечественных и зарубежных ученых. И горе лектору, если он слишком часто ссылался на иностранцев. При этом подсчете зачастую происходили накладки: ну как мог знать политработник, что Бернштейн и Губер были русскими учеными?
Появились анекдоты, высмеивающие эту погоню за приоритетами. На вопрос, кто открыл лучи Рентгена, следовал ответ: Русский крепостной, который еще в 18 веке говорил своей жене: «Я тебя, стерва, насквозь вижу!» Тогда же был открыт закон прибавочной стоимости, но открытие не могло быть опубликовано по причине неграмотности автора.
Свободное копирование
