Однажды я нашел учителя, у которого не было ни театра, ни студии, ни школы. Был голос и книги, которые он создавал, но на его спектаклях "одного актера" я бывал. Его публичные выступления в залах, переполненных народом, я посещал и уносил с собой тему, столь согласованную со временем, что лучшего материала для исполнения я не желал.
Маяковский соответствовал делам партии, стоял как бы в ее рядах, плечом к плечу с народом. Он был словно искра, соединяющая два начала. Я увидел глашатая времени, я ощутил вибрацию его голоса, ритм, интонацию и сделался — негласно — его учеником.
Какое же влияние оказывала на меня партия? Художник, отображающий жизнь, не может быть в стороне, партия для него та сила, которая пробуждает желание творить. Партия будит, растит, мобилизует к действию не только личность, но и все общество. Маяковский был тогда самым верным спутником партии. Я тянулся к нему, как тянется все живое к теплу и солнцу, как тянешься к человеку, наиболее ярко отражающему свет. Он нашел свой путь и шел вперед, увлекая нас за собой.
Поэт творит. Актер воплощает творимое. Значит, нужно исполнять Маяковского. И я читал его стихи везде, где я находил аудиторию: в агитпоездах, агитпунктах, клубах. В статье "Как делать стихи" Маяковский говорит о слове, как о посаженной на зуб коронке. Его стихи также удобно сели на мой голос. Интонация его, мелодика необычайно пришлись мне по сердцу. Сделались необходимой частью моей натуры и моего актерского темперамента. Ходить по Москве и читать вслух ночью на пустых улицах было необходимейшим делом.
Теоретические накопления мои были тогда невелики. Стихи Маяковского слушали, затаив дыхание. Читал же я их, подражая авторскому чтению. Память у меня была хорошая: знал "Облако в штанах", "Войну и мир", "150 миллионов", "Флейту-позвоночник", "Необычайное приключение", "Хорошее отношение к лошадям" и многое другое.
Надо отметить, что освоение поэтики Маяковского основательно расширило мой кругозор, воспитало во мне чувство нового. Гиперболичность его образов, полет большой мысли — эта сторона его творчества значительно приблизила меня к времени, к сегодняшнему дню, в котором я существовал, жил, работал, мечтал, рос, творил. Влияние Маяковского на мое поколение огромно. Оно сравнимо разве только с влиянием на своих современников Пушкина, Некрасова, Горького. И каждому из них я отдал часть своей души, труда и многие часы или даже годы пламенного увлечения.
Со школьной скамьи меня держала на привязи русская словесность. Но Маяковский оказал на меня особое влияние. Маяковский стал нужнее всех поэтов и великих прозаиков, он был необходим, как символ, воплотивший собой время.
А время было необычайное: рухнуло привычное, обжитое, претерпевшееся, знакомое с детства и вошло новое — новое, как в большом, так и в малом, а главное, в гигантских социальных сдвигах, разворошивших все слои населения. Это была буря, великая очистительная гроза. Сознание, что я являюсь свидетелем рождения новой и значительнейшей эпохи в истории человечества, наполняло каждый день моего существования особым, непередаваемым волнением. Чувство острой ответственности не покидало меня: я должен быть достойным своего времени. Динамичность разворачивающихся событий диктовала свой характернейший, стремительный ритм, учащенный пульс жизни. Рождались новая жизнь и новое искусство, а человеку, ощущающему в себе пробуждающегося художника, казалось, что он обязан спросить себя: что же он будет делать, чем жить и как, какими средствами отразит он свое время?
Я останавливаюсь на характеристике времени в силу того обстоятельства, что во все времена отображение своей эпохи — одна из основных задач всех деятелей искусств. Как никогда еще, гражданская тема владела умами. Как никогда еще, общественное начало для многих и многих становилось личным. Передовые силы нашего общества, пробудившийся к действию рабочий класс влияли на интеллигенцию, воспитывали ее, диктуя свои вкусы и запросы художнику. Накопившееся за многие столетия чувство несправедливости разверзлось; гроза очистила воздух. Люди дышали полной грудью, и, невзирая на разруху, голод, нищету, коммунизм стоял рядом, у ворот нашего сознания. Ничто, никакие силы, казалось, не могли затормозить этого победного шествия в мир совершенный и справедливый.
Озаряемые светом высшей человеческой справедливости, среди обломков старого, рухнувшего мира, мы шли вперед.
Книги Маркса, Энгельса и Ленина сделались настольными книгами многих миллионов людей, а не только тех, умнейших среди нас, которые первые на Руси еще в подполье читали их, проторяя нам дорогу, строя наше будущее — время, в которое должна была прийти и грянуть гроза. Их тернистый путь, их биографии сделались доступны нам. Ленин жил в Москве, в Кремле, его речи звучали на московских заводах. Он был ощутим — притягательно-обаятельный, великий и простой человек с умными, живыми глазами.
Такого было время, такова была эта юная и вечная эпоха. Она пришла, она существовала. Это был плацдарм, на котором должен был существовать и мой личный путь, моя особая дорога. Этот путь следовало найти.
Свободное копирование
