Не хотелось мне об этом писать, да из песни слова не выкинешь. И во всей сладости крестьянской жизни для меня расставание с животными — чаша горчайшей отравы. И чем старше я становлюсь, тем тяжелее это переживаю. Очень точно сказал поэт Николай Доризо:
Чувствительней с годами становлюсь,
Сентиментальней становлюсь с годами…
А происходит с нами, видно, вот такая штука. Придя в мир с сердцами обнаженными, болезненно сострадающими всему живому: человеку ли, зверю ли или даже растущей в придорожье былинке, по мере своего взросления мы наращиваем и наращиваем на них слой бесчувствия, который долго нам служит более или менее надежной защитой от множественных и неизбежных ударов судьбы. И наращивание это, наверное, происходит помимо нашей воли, лишь по Промыслу Божьему. Но, дойдя до какого-то возрастного рубежа, мы вдруг обнаруживаем, что броневой этот слой начинает истончаться, а к старости пропадает и вовсе, снова делая наши сердца, как и в раннем детстве, беззащитными от чужой боли и страданий, и не столько человеческих, как от боли и страданий бессловесных Божьих тварей, сопутствующих нам по жизни. Эта моя последняя мысль, наверно, кощунственна, но не зря же кем-то мудрым замечено: “Чем лучше я познаю людей, тем больше люблю свою собаку”.
Как бы там ни было, но, повторюсь, с годами я все тяжелее воспринимаю такой жестокий, но неизбежный в крестьянском деле момент, как забой животных. И будь это свинья, теленок или курица — за всех больно. А уж о корове и говорить не приходится. Кто держит скотину, тот наверняка меня поймет. Ну а кто-то менее сердобольный и усмехнется: какой же это крестьянин, какой же это мужик, если курице голову отрубить не может? Все скоты затем и даны нам Господом во владение, чтобы служить нам пищей телесной.
И я все вроде понимаю, да и вегетарианцем не являюсь: без хорошего куска мяса во щах крестьянской работы не потянешь.
Все понимаю, все сознаю разумом, а душа вот болит. И если бы не эта заноза, то возня со скотиной, уход за ней и ежедневное общение — одна из самых светлых сторон крестьянской жизни. И я втайне радуюсь, когда моя корова разрешится телочкой: ни одной своей телушки я не пустил под нож, — а их у нас за все время крестьянствования было пять, — всех сохранил, всех вынянчил и продал добрым людям на племя. А из одной, Ветки, вырастил хорошую корову себе.
Но вот появится на свет бычок: смешной, лобастенький, красивый, глаз не оторвешь, возишься с ним, гладишь, ласкаешь, а в черном закуте души нет-нет и ворохнется змея-печаль: ведь через несколько месяцев надо пускать его под нож. Тут и настроение все всмятку.
Нынче вот Ветка бычка принесла…
Свободное копирование
