Потом я поехал в уезд с визитами к графу Воронцову, который час от часу становился слабее в здоровье своем, а сверх того приехали на чистый воздух в свои поместья на короткое время петербургские вельможи граф Н. И. Салтыков с супругой и граф Васильев, министр финансов, с своим домом. К первому влекли меня фамильные отношении. Я у них был в их селе Черкутине. Они приняли меня ласково, участвовали во мне любопытными о судьбе моей опросами и оказали мне полные знаки придворной ласковости. Тут я нечаянно встретился с Зубовым В. Н., тем самым, который на меня, быв директором Экономии в Пензе, выводил знаменитые казенные похищении. Гора с горой не сойдется, а человек с человеком сойдется. С тех самых пор я его нигде не видал, но, увидя, никакого не почувствовал замешательства. Ни кровь, ни желчь не заиграли. Я соболезновал о нем, как о безумном человеке, и не смотрел на него, как на злодея. Как время над всеми нашими чувствами торжествует! Покажись он мне тотчас после доноса -- потеряв тогда я сам весь рассудок, пустил бы ему нож в сердце; увидел десять лет спустя -- и без смятения с ним поцеловался. Нет ничего такого в чувствах наших, чего бы время не изменяло по-своему. Все истирается в них: любовь, гнев, досада, мщение, всему своя смерть в смертном нашем составе. К Васильеву я писал, но сам быть не мог за отдаленностию от губернского города. Посмотревши на крестьян своих, оба сии господа с теми же об них понятиями поехали на север, с какими приезжали в поместье. Не их дело жить в деревне, лишь бы оброк возили, а там все для них стороннее дело. В одно и то же время, как был посол в городе, приезжала княгиня Куракина и брат ее сенатор Нарышкин, посетивший ее в вакантный свой месяц. Всякий день я с сестрой виделся на квартере, а брат был на всех наших праздниках, и с женою. Это умножало приятности того времени. Я начинал привязываться самой твердой дружбой к княгине Куракиной. Достойнейшая женщина между многими в своем поле! Сердце мое прирастало к ней всеми корнями, и я часто уже следовал советам ее в устройстве моем домашнем. По отъезде их в деревню, чтоб не вдруг нам было скучно, принес Бог иностранца какого-то, который представлял увеселительные тени и пустил на воздух пустой шар. Это продолжало несколько дней еще суеты городские, а как все утихло, и город опустел по-прежнему, то всякий из нас вошел в свою тарелку и занялся сам собою. Здесь и я обращу читателя к моему семейству, в котором свои происходили достопамятности.
Некто Селецкий Василий Лаврентьевич, дворянин малороссийский, бывший по службе в комиссариате лет десять тому назад в Москве, посещал наш дом и имел виды на супружество с меньшою моею сестрою. Намерение его столь твердо было принято, что уже без публичных объявлений, но под рукой знали о том многие ближайшие наши родственники. Я тогда находился в Пензе. Отец мой только что скончался. В самое то время, когда ожидали делу развязки, г. Селецкий вдруг пропал, уехал из Москвы и во все это время не дал о себе знать никому из нас ни слова. Что оставалось заключить иное, как не совершенный между ими разрыв? Долго действовало на всех такое оскорбление, однако, как всему есть время, происшествие сие забылось, и сестра уже о нем не поминала. Чудесам не верят! Они бывают, право, и в наши дни. Вдруг от него получает сестра у меня в Владимире письмо, в котором, объясняя, что он уехал для того, чтоб привести дела свои в порядок и быть в возможности доставить ей судьбу спокойную с стороны достатка, теперь просит ее, если она своего намерения не переменила, позволить ему приехать в Москву и соединиться с ним браком. Знали мы и прежде, что он зависит совершенно от матери, которая и теперь еще была жива, но в течение сего времени она разделила сыновей своих. Их было двое, и Василий Лаврентьевич, прикупя в долг имении из продаваемых очень выгодно в Польше, занялся хозяйством, стал курить вино, выплатил долг и остался помещиком без мала тысячи душ, коих часть находилась в Черниговской губернии, а другая под Киевом в Богуславском уезде. С таким состоянием сестра могла обещать себе дни спокойные под старость. Она отвечала ему тотчас и удостоверила, что постоянство его к ней и расположение столь попечительное к ее судьбе, даже и тогда, когда она более имела причин помышлять о совершенном себя забвении, приобрели ему полное право на ее сердце, а с ним и рука ее готова. Переписка продолжалась месяца с три. Между тем сестра поехала в Москву готовить все нужное к свадьбе. Селецкий, условясь с сестрой заочно и положа все на мере, написал и ко мне о своем намерении. Я отвечал согласно с видами сестриными. Наконец, приехал жених в Москву, и после немногих предварительных обрядов свадьба их совершилась в конце сентября в Москве. Скоро потом они приезжали и ко мне в Владимир, где я им давал обеды, комедии и балы. Погостив у меня с неделю, возвратились в Москву и, не долго мешкав, сестра с мужем поехала искать новой родины в стране ей неизвестной. Я благодарил Бога, и все семейство наше купно со мной, а паче мать моя, что он привел ее устроить участь меньшой сестры столь вожделенным образом. Кто поспорит, видя такие случаи, что есть на все приключении жизни нашей что-то недоведомое, непонятное, названное смертными судьбой. Человек уже немолодой, ему было тогда лет тридцать с лишком, пленяется благородной девушкой, ищет ее в супружество, домогается согласия общего, получа его, бежит, так сказать, и девять лет не уведомляет о себе никого. Как бы умер. Где он, не знаем; что делает, не ведаем; что располагает, вовсе неизвестно. Сестра стареется, он также. Какие могли быть надежды в успехе начатого предприятия? Люди считали все это вздором, публика оглашала ее своими толками, семья наша тужила и уже забывала сама все бывшее. Бог возрождает в нем прежние чувства. Под старость он с жаром обращается к своему предмету, воспоминании его любви согревают снова сердце в сестре моей, словом, совершается брак неожиданный и, к удивлению всех, сестра, дожив почти до сорока лет в девушках, выходит очень выгодно замуж. Какой оборот! Какая превратность в случаях! И после того скажем ли мы, что нет судьбы?. Есть, есть конечно, сколько разум ни противится тому верить, ища всему в мире причин, начал и математического основания. Сердце истину сию в событиях ощущает. А что же может быть сильнее опытов, да и каких? Сердечных! Похвалим потом столь редкое и постоянство с стороны новых наших супругов. Вот настоящий роман! Виноват, я бы не способен был к такой развязке.