Зима нынешняя наполнена была неприятными происшествиями, которые одно за другим ежемесячно расстроивали наше семейство. Кто хотел приучиться тужить, тот мог идти в наш дом тогда как в школу разных искушений. Но, не ходя еще далее вперед, пусть позволено мне будет отдать последний долг сестре моей восемь лет спустя после ее кончины. Пусть маленький панегирик ее будет здесь памятником брата, ее любившего, пусть беспристрастная похвала свойств сестры моей, ничего уже не имеющей своего на земле живых, кроме бедных детей, управляемых мачехой, раздается в опустелой храмине, где труп ее пепелится, тогда как муж ее с другой женой делит блаженные отрады супружества и, может быть, ежели есть сношении у живых с мертвыми, прах ее тем беспокоит. Итак, пусть увидит она, что брат ее еще мыслит об ней, помнит и дарования ее оживотворяет в своем воображении. Она была кротка, скромна, а к ближним своим искренно привержена. Строго соблюдая все должности свои как дочь, жена, сестра, она не могла никого ненавидеть, ни в ком возродить иного чувства, как благосклонность и приязнь. Нельзя прожить всегда в ладу со всеми. Иногда подавала и она причины к негодованию, и сама была их жертвой, но раздоры сии никогда не порождали долговременной злобы или досады продолжительной. Ум ее был не пылок, но рассудок всегда присутствовал во всех ее поступках, она с ним почасту советовалась. Любила мужа своего до тех пор, что во время шведской войны посещала его в походе, делила с ним иногда опасности его. Что больше можно сказать о жене нашего века? Покойся, душа смиренная и благонравная, в обителях райских! Мой вздох при заключении сих строк да будет угодная тебе жертва любви моей братней!