В разъездах, кои часто встречаются с нами по нашей доброй воле, а чаще того по необходимости, мало бы было для нас пользы, если б мы, равнодушно взирая на все предметы без разбора, не давали места в памяти нашей тому, что некоторого внимания стоит. Не все места, на путях наших лежащие, достойны отличены быть продолжительным об них напоминанием, но некоторые, -- так, как в этом нашем переезде упомянутая пустыня заслуживает краткое о себе описание. Саровская пустыня окружена прекрасною лесною дачею, которая ей укреплена грамотою Екатерины Вторыя. Монастырь, прекрасно обстроенный камнем, стоит на горе и в самой густой внутренности леса, так что не прежде его можно увидеть, как подъехавши почти под звук его колоколов, братии тут человек до двухсот тогда было, и настоятель их Пахомий -- старец весьма учтивый и доброхотный. Он был монах без риторики и угождал Богу без богословских аргументов. Богатство пустынное повсюду показывалось у них между разных заведений, доказывающих трудолюбие их и трезвую жизнь. (Но я не говорю о всех, в семье не без урода.) Была и аптека, которой управлял лекарский ученик, прилепившийся к их смиренной жизни и променявший на четки тупой свой ланцет. О вкусах спорить нельзя, по мне я бы и то, и другое бросил на дороге. Ах нет! Я бы ланцет сберег, отдал бы его врачу, и он в его руках был бы полезен, а четки ни в каких ни на что не нужны. Я был в их пустыне в самый Чистый понедельник. Редкий и унылый звон колокола, их вседневное пение в церкви, в которую и женщин не пускают, а одни монахи по очереди денно и ночно воспевают псалмы, сии бесподобные стихотворения красноречивого Давида, отголосок толстых столповых песней, который, кажется, самые стены в уши мои ужасно отражали, мрачное одеяние унылых анахоретов -- все мне представляло живую картину поста, и воображение мое погружало все мои чувства в благоговейное некое исступление, которое соответствовало видимым предметам. Саровская пустыня одна из знатнейших в нашем государстве. Но какое противоречие! Пустыня -- и двести человек, живущих в одном обществе; пустыня -- и пушки, ибо и у них были свои маленькие орудия, кои по праздникам бывали не без употребления; пустыня -- и пребогатые алтари, утвари, кельи, изобильные поварни, роскошные трапезы. Согласите все сие в уме вашем. Когда мой язык выговаривает слово пустыня, то мысль с тем вместе представляет нечто пустое, пещеру, отдаленную от глаз посторонних, убежище в расселине каменной в пещере и горе необитаемой, а не собрание в прекрасном храме, сияющем фольгою и златом, нескольких тучных монахов, кои, пообедавши как сибариты, поют вечерню для единого только провождения времени и во уверение изумленным зрителям, что они иногда и в церковь ходят. На что монастырь? На что монах? Покровительство праздности и тунеядству на счет слабоумных, кои, подавши на свечу гривну, думают закупить тем царство Божие. О! Какое уничижительное мы имеем понятие о царстве Божием! Мы, христиане! Мы, которые именем его и чудесами так гордо превозносимся, и мы-то думаем, что царство Божие, пред которым миллионы сокровищ наших меньше зерна песочного на краю пространного моря, может быть куплено и приобретено золотником ладана, полушечной свечкой и тому подобными приношениями, да еще и в самом худшем виде, ибо я ни в одной церкви не видал свеч перед образами из чистого воску, а масло, и его жгут самое худое и ни на что другое не нужное. О, какое чистосердечное пожертвование избытков наших, тогда как в клобах, маскарадах по тысяче сгорает свеч в вечер наичистейшего воска. О смертные! О мои друзья! На что все эти игрушки? На что такое притворство? И перед кем? Перед нашим Творцем! Жизнь беспорочная, по крайней мере, по возможности благотворная -- вот дар, вот жертва наша Богу! Другой ему не надо. Но как далеко я отбился от своей материи, -- однако, не напрасно. Дети мои сие прочтут, и да воспользуются моим кратким примечанием, которое кончу тем, что ежели монастыри уже стали необходимы, то желательно, чтобы они все походили на Саровскую пустыню, ибо, быв в ней в разные времена, нашел, что в числе монахов многие трезвы, не все воняют и ни одного нет ханжи.
Свободное копирование
