Жизнь в наладке... - 1

Жизнь в наладке, исследованиях, просто в застольях на "просторах Родины": от Прибалтики до тайги Якутии, от Белого моря до пустынь Казахстана.

"Мировой Разум непосредственно может воздействовать на душу человека, минуя его чувственные воззрения и логическое рассудочное познание. Душа поднимается над низшим способом познания и достигает просветления, а его не выразить ни в мыслях, ни в понятиях. Только переживания данного человека. Мистическая сущность мира, наполненная мудростью и гармонией" Проф. Вл. Теуш

"Сила искусства грандиозна. Влияние его на социальную жизнь общества вероятно куда больше, чем мы думаем. Искусство - это одно из активнейших средств воздействия на человеческие эмоции".

"Эстафета искусств" — С. Образцов

"Благодаря Византии русская икона унаследовала традиции греческой классики. В древнерусских иконах предстаёт тонкая сфера действительности, в которой обычно предметы исчезают и их заменяют отвлечённые символы. Дело идёт о художественном языке иконы, который даёт художнику ту силу, которой нехватает у Западной живописи. Чистота стиля, прозрачность красок. Идеи формы создают очарование шедевров Рублева и Дионисия. Акад. М. Алпатов

"На даре моём наслоишь радости духа"

"Благодать", Н. Рерих

В поезде из Уфы, при встрече родных, не жалко было даже забытого чемодана с наиболее приличной одеждой. Вновь - Малаховка, пришлось снять квартиру с мебелью у отбывшего на Север специалиста. Дом еврейский, небольшой, кооперативный. На первом этаже постоянно слышались упражнения на скрипке, вскоре - прилично исполненные мелодии, а на втором, где жили мы, соседка Полина Львовна, жена директора мясной лавки, занималась хозяйством, учила навыкам домоводства мою жену, в этом вопросе пока ещё далёкую от совершенства. Но мы были молоды, здоровы, быт нас интересовал не в первую очередь, а трюмо в гостиной использовалось по прямому своему назначению, а не как элемент интерьера (были отличные фото). Необходимо было решить проблему прилично оплачиваемой работы, но не в сфере услуг. Связей совсем не было, заходил в отделы кадров институтов Москвы, прямо "с улицы", да ещё и с еврейским паспортом. Были коллизии. В двух закрытых НИИ с химическим профилем я был очень кстати - конструкторский стаж, расчётчик, теплотехник, просто, специалист из МИХМ - института с хорошей репутацией. Волновались начальники отделов, но кадровый контроль и им был не по зубам.

На шоссе Энтузиастов, где НИИ множество, я в одном зацепился. Институт ГИЭКИ - занимался на серьёзном уровне электрокерамикой, и здесь только что организовали "особое бюро" по пуску и освоению новых для страны печей. Специалистов не было, работа разъездная, оплата зависела от успехов, а программа выпуска отечественных высоковольтных изоляторов и других изделий, с отказом от поставок Японии из-за высоких затрат валюты, контролировалась Совмином СССР. В отделе кадров сидела расторопная женщина, и я попал на собеседование к зам.директора по науке Борошенко. Взял старшим инженером с испытательным сроком. Здесь я и создал себе неплохую репутацию.

Помогли молодость, доверительные отношения с товарищами по работе и интуиция при принятии решений, основанная на помощи приносящих мне добро и знания сил.

Объективно - работы по освоению нового оборудования и режимов эксплуатации мощных печей (протяжённость более 100м), при обжиге высоковольтных изделий из фарфора, характерного массивностью (бушингов), не были известны в литературе, не была доступна и зарубежная практика. Новое направление в отечественных исследованиях и в заводском производстве. Изделия, даже в виде сформированного сырца, стоили дорого, печь вмещала их в себя многие тонны. Действовать надо было в короткое время, наверняка, не было мнения корифеев, а местные заводские практики, принципиально не вмешивались в наши работы, выжидали, не рисковали. Но ведь не было крупных провалов и срывов на многих заводах, и не только в начале своей деятельности, но и при наладческой и, главное, исследовательской работе до самого выхода на пенсию.

Силы нравственности, разума и знаний были ко мне благосклонны, а сейчас уже, достигнув преклонных лет, эти силы дали возможность мне активно жить в старости. Был, вероятно, у меня предок высокого духовного уровня.

Мои же заслуги скромны. Правда, я стремился совершенствовать своё нравственное начало, но не всегда это удавалось. Не на всё хватало разума и, особенно, воли. Так, ещё в молодости, правильно оценив острую необходимость постоянного самообразования, я всё же не овладел английским языком - доступу к мировой базе информации. Читал со словарём. Уже в 1955году, после института, я поступил на заочный факультет института иностранных языков, но не завершил там учёбу, как и во втором своём вузе - Всесоюзном заочном энергетическом институте. Я свои знания по газификации получил там, у Спейшера, грамотные теплотехнические расчёты у Равича. Правда, сохранилась у меня справка из ГИЭКИ, где я тогда работал, для энергетического института о том, что в 1959году, с января по июнь - 105 дней, я был в командировке... Моя карьера, не члена партии, еврея, в институте с твёрдыми устоями антисемитских настроений, вряд ли зависела бы от дополнительных дипломов, но в ГИЭКИ, где ещё недавно было режимное предприятие и не было еврейских фамилий, за исключением серьёзных учёных на рядовых должностях, как правило, третируемых, я стал получать приличные деньги и приобрёл вес. Дирекцию вполне устраивали благополучные, без срывов, пуски в эксплуатацию плановых (срочных) объектов, и они видели во мне специалиста. Например, поручили мне быть оппонентом по предложению корифея теплотехники, профессора Московского Химико-технологического института - Гинзбурга, по книге которого я занимался в МИХМ. Он разработал и предложил освоить и финансировать систему автоматизации туннельных печей для обжига высоковольтного фарфора. К тому времени я хорошо знал бесполезность многомиллионных затрат средств на автоматизацию процессов в печах, где были задействованы приличные регулирующие приборы, но были ненадёжны датчики импульсов, неграмотно выбраны источники информации о режиме в печи. В результате - вся сложная система не действовала многие годы со времени её монтажа на заводах различных отраслей. Было неприятно, но удалось донести до членов Учёного Совета очень существенные просчёты предложения Гинзбурга, и проект отклонили.

Замдиректора по науке Борошенко, начальник особого бюро Кортнев, были довольны, что их риск при приёме меня на работу оправдался. Директор института генерал Тихонов дал квартиру в Москве, в доме, вводимом в эксплуатацию по ул. Правда, а очередников на поселение в этот дом хватало, причём, старожилов. Но... в Москве был краткий период полного запрета на прописку иногородних. Уголовно преследовались начальники райотделов милиции за такие нарушения. Генерал хлопотал, но меня, всё же, не прописали... Удивил меня и другой эпизод. Я был офицером запаса, был призван на лагерный сбор в часть. Собрался, прибыл, но в Горвоенкомат приехал мой генерал, скандалил и не позволил меня отправить на офицерский сбор. Срочно же отправил меня на пуск объекта в республику Коми, где я на всю жизнь подорвал своё здоровье, получив изрядную дозу облучения радиоактивным стронцием. Лагерь в армии был бы для меня куда полезнее...

Доброжелательные отношения установились не только с администрацией, но и с сотрудниками бюро. Работа наша была связана с длительными командировками, как правило, она ладилась. Я не был карьеристом, видел в людях лучшие качества, и отношения носили демократический характер. В сложных ситуациях я старался быть полезным. Мой шеф в ГИЭКи- к.т.н. Василий Васильевич Кортнев был немногословным, несуетливым, надёжным практиком, возможно, не корифеем в науке, но, что важнее, человеком со здравым смыслом. Он не мешал мне входить в новую технологию, доверял и поддерживал в моих начинаниях, в частности, в разработке методики расчётов и контроля режима обжига. А вот знакомил меня с практическими тонкостями технологии обжига фарфора Николай Фёдорович Зорин - человек открытый, благожелательный, хороший практик. Был ещё квалифицированный конструктор, техник, человек нелёгкой судьбы - Хома. Он - бывший авиатор с обожжённым лицом, с процессом в лёгких (в командировках ему делали пневмоторакс- поддув лёгких) - не поддавался хворям, активно работал, нашёл на заводе в г. Славянске хозяйственную украинку и увёл её от налаживаемой нами печи, женился, организовал свой быт в Москве на приличном уровне. Были у меня и молодые специалисты, после окончания института. Активно работали со мной на заводах и достаточно быстро стали самостоятельными: в отделе — Володя Зубков, а Володя Шаров занял должность зам.директора института - было на кого опереться в деятельности на предприятиях. Это - гвардия, а ещё были надёжные лаборанты.

Многонедельная жизнь в разных городах молодых, энергичных людей не могла быть без событий и происшествий, а действительность заставляла решать не только технические, но и бытовые, сложные психологические проблемы при столкновениях с разного рода опасностями.