Вытащила меня из этого омута моя однокурсница по факультету, казачка из города Грозного - Зоя Колесниченко. Она приехала учиться, оставив мать-зоотехника в Чечне. Они прожили оккупацию немцами, Зоя ребёнком видела много грязи, но сохранила на редкость чистую душу, веру в справедливость, отзывчивость на беды ближнего. Мы были в дружеских отношениях до окончания института, помогали друг другу выжить, а я старался, сколько мог, не усложнять наш достаточно суровый быт преждевременной близостью, не забывая о её детстве, омрачённом необходимостью видеть грязную сторону принуждений, насилия.
Москва жила своей сложной и интересной культурной жизнью, несмотря на тяжкий период заката режима И.В.Сталина. Впервые к Большому театру я приобщился с Серёжей Бутылиным и его юной соседкой путём посещения филиала Большого театра, где слушал "Царскую невесту" - естественно, это было очень сильное воздействие на совсем неискушённых театралов - появилась тяга к опере. Театральную мою жизнь организовывала Зоя - выстаивала очереди за билетами, а я обеспечивал их оплату за счёт подработок. Помню восторг от оперы "Хованщина" М.Мусоргского, грандиозность постановки, возможности основной сцены Большого театра, оркестр, декорации, голоса! Сидели мы с Зоей в своих затрёпанных одёжках среди блестящих мундиров, панбархата и декольте, демонстрирующие бриллианты - в первых рядах кресел. Мы не экономили на театре, а однажды, убедившись на просмотре балета "Дон Кихот" Минкуса, что такое галёрка в верхнем ярусе, решили больше не брать дешёвых билетов. Престижные билеты стоили в то время 3 - 3,5 рубля, я мог за ночь работы грузчиком иметь 10- 15 рублей. На Курской товарной станции железной дороги Москвы была и база московских ресторанов. Подавали вагоны, простой обходился дорого, нужно было быстро выгрузить, а сноровки, да и сил у ресторанных людей было не много. Приходил дядя с кошельком, за наличные нанимал. Товарная станция охранялась, бомжей не приветствовали, а крепких пареньков со студенческими билетами охрана пропускала. По ночам там были студенты многих вузов, университета, в перекуры общались. Самая выгодная работа - разгрузка вагона с бочками. Конечно, нужны были навык и сноровка, работа шла весело и быстро. Разгружали ящики с вином, соком, овощами и фруктами. Можно было "случайно" уронить ящик - усушка и утруска были узаконены, а мы могли подкрепиться, выпить соку. Это не преследовалось, как и обмен добычей с ватагами других институтов. Работали весело и споро, вагон 60 тонн опустошали за несколько часов. Профком института, иногда и во время лекций, давал заявки на ночную работу. Стипендия была мизерной, а при посредственной оценке на экзамене, могли и её лишиться.
Было всякое, намотавшись, устав, под утро забирались в конторский барак, было холодно, а невменяемому от водки сторожу, лежавшему на полу конторы, приспустили брюки, полили вокруг из чайника и укрепили морковку-каротель - такого наглого вида и величины, что пришедшие утром конторщицы с визгом разбежались...
Ну, а воздействие хорошего театрального спектакля я оценил, когда завалил экзамен в институте, потерял право на стипендию, бродил в миноре по Москве и впервые, случайно, попал в театр кукол С. Образцова, показывали "Король-Олень". Это меня спасло от длительного стресса, а смех помог стать на ноги. Театр был уникальным, один Зяма Герд чего стоил! Я его полюбил, а потом была премьера "Необыкновенного концерта", а забойный мюзикл "Под хруст и шорох твоих ресниц" мы смотрели и слушали с Зоей по соседству с нашим институтом МИХМ в саду Баумана. То, что позволяли показывать и говорить куклам, не могли в то жестокое время актёры, ну, а делалось это талантливо, позволяло выглянуть за идеологические шоры.
Летом я, Серёжа и Зоя бывали в Лукьяновском лесу за Малаховкой. Посещали усадьбу 17 века "Кусково" (строил сын фельдмаршала, сподвижника Петра I), рядом со станцией нашей дороги - Вешняки. Катались на лодке в живописном пруду усадьбы, были молоды и счастливы.
В общежитии института, в Голованевском переулке, где жила и Зоя, я бывал очень редко - долго добираться. Ребята из группы рассказывали, что комсомол там устраивал ночные облавы - проверки комнат на предмет обнаружения посторонних, особенно другого пола. Бытовала поговорка, что "не все прыгают с пятого этажа!" Дело в том, что старшекурсник, фронтовик, пристал к девочке, далёкой от морали столицы, ну, а она прыгнула с балкона, но не погибла: её юбка, сшитая из крепкой ткани гимнастёрки, захлестнулась за штырь ограждения балкона нижних этажей. Она висела молча, потом сняли, но разобрались, и старшекурсника из института отчислили, судили. Официальные нравы были строгие, некоторые предприимчивые студентки шли в партком, жаловались и заставляли жениться на себе своих ухажёров.