В послевоенной разбойной Малаховке, где после амнистии 1951года царствовали уголовники, десятки пивных заведений окружали платформу электропоездов и знаменитый на всю область рынок. Пивные были переполнены, некоторые работали и ночью, но водки хватало всем. Вот в этот период я стал редко появляться в институте. Сошёлся с Николаем Дорониным, бывшим учеником нашей школы, одиноким человеком, переживающим трагедию разрушенного большого чувства к однокласснице Татьяне Луговой, однолюбке, оставшейся одинокой на всю жизнь, будущей классной руководительницы моего сына через ряд лет. Коля жил у Малаховского озера, вблизи бывшей усадьбы писателя Н.А. Телешова - центра общения творческой актёрской и писательской элиты Москвы.
Убранство его дома было простым, много книг, а сам он являл собой тип русского интеллигента, умного и достаточно гордого человека, не желающего подлаживаться под существующие подлые обстоятельства жизни. Отец его был в составе зарубежного торгового представительства, жил в США. Он прислал сыну коллекцию патефонных пластинок, в частности, с записями песен Лещенко. Музыку слушали и квартирантки Коли - студентки, будущие педагоги. Помню девчонок с факультета иняза, приехавших из глубинок России, гордо именовавших себя на французский манер, скажем, ЛидА, но их наивные претензии на этом кончались, а веснушчатые носики мирились с трудностями быта и перспективой, далеко не радужной в будущем.
Помню, слушали песню Лещенко, где прозвучало чётко: "Ты ждёшь меня, Иветта" и... матерные слова. Это был раритет, запись исполнения "на спор", и мы её отдали содержательнице пивной под условие, что будем приходить и пить без затрат!
Быт Малаховки был живописен, к сожалению, он не увековечен своим Гиляровским. Инвалиды-игроки в 3 листа, уголовники всех профессий от громил до карманников, просто спившиеся после горестей войны люди. Но мы с Колей посещали нашу "Лещенковскую пивную". В 11 вечера двери пивной закрывали, оставались завсегдатаи до утра. Бывали там и блюстители порядка в роли клиентов - пили. Можно было видеть сценки, когда пропивал с себя человек одежду. Пошаливали на улицах посёлка. Так, мой первый дешёвый костюм из шевиота пытались у меня изъять, взяв в "клещи" на шоссе у аптеки. Было обидно, я возвращался из театра, а спас меня случай. Осветив фонариком, один из громил меня узнал, поздоровался, сказал, что это шутка и отпустил с Богом. Грабежи и насилия были в летнем саду, у танцверанды. Порядок был наведен за счёт патрульных солдат, им разрешали действовать круто. Я наблюдал, как избивали пряжками ремней дебоширов прямо на танцплощадке.
Свободное копирование
