Студенческие годы - 1

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

"Многие люди подобны колбасам -

чем их начинят, то и носят в себе"

Козьма Прутков

Московский институт химического машиностроения - МИХМ, учебное заведение с хорошей репутацией, выпускники которого ценились на производстве, ведущие преподаватели его - учёные с именем, прошедшие проверку жёсткого военного времени. Ещё не наступило время "пробивных", скороспелых доцентов, а зараза идеологической ржавчины не успела разъесть его коллектив, несмотря на близость Бауманского райкома КПСС - наиболее реакционного в то время, сохранившего традиции района и сегодня. Институт был втиснут в дореволюционное здание коммерческого училища. Теснота подвала с единственной раздевалкой, тесная столовая, парадная лестница, несколько больших аудиторий и комнатушки. Москвичи среди студентов не преобладали, основная масса - парни со всей страны, одетые бедно - единицы в костюмах, а жили в корпусах общежитий Голованевского переулка на Соколе - не близко.

Через десяток лет институт ввёл в строй ряд новых корпусов. Я добирался на учёбу из Малаховки на раннем электропоезде, шёл через задворки путей Казанского вокзала на улицу Басманную, в свой Бабушкин переулок, в институт, здесь была и элитная академия Международных отношений. Мой быт был суровым, дома было тесновато, зимой холодно. Мылся в душевой бани за Казанским вокзалом, там были очереди и не чисто.

Приходил в хороший клуб железнодорожников - ЦДКЖ, где были приличные концерты (начинала Гелена Великанова и т.п.).

Учился я не очень прилежно, перестройка после учёбы в тепличных условиях школы была достаточно суровой, и далеко не все её выдерживали. Помню вальяжного юношу из Сибири, воспитанного и ухоженного, счастливого, но не выдержавшего суровый быт, а, главное, обезличивание в большой массе потока студентов-механиков факультета неорганических производств. Он делился своими настроениями, растерянностью, хотя явно был личностью, ушёл...

У меня были хорошие отношения с товарищами по группе, и это помогало держаться на плаву. В быт общежития я не был вхож, а в Малаховке свёл знакомство с соседками по дому - студентками МОПИ. Это были девочки с Кавказа, из глубинки России, неопытные и начинающие взрослую жизнь, как и я, этим и определялись достаточно чистые отношения и взаимное благожелательство. Хозяйка девочек по дому - одинокая матрона древнего рождения, была строга, мы собирались на веранде пустующей дачи в театральном проезде. Позже приезжала в Малаховку и сотрудница по институту - Эмма Маляр - из еврейской московской семьи, живущей на Разгуляе у Елоховского собора много лет, семьи, сохранившей традиции, теплоту отношений. У Эммы была родственница - очень милая девочка с несколько неправильными чертами лица, а я как-то ляпнул, не видя, что Эмма недалеко, что-то о её внешности. Было долго, мучительно стыдно. Изредка я общался со своими двоюродными братьями: Лёвой и Мариком, увы, преждевременно ушедшими из жизни, нельзя сказать, что очень весёлой и содержательной. Впрочем, в то время подростками мы любили петь, братья музицировали (на любительском уровне), но хорошо помню музыку и песни из фильма "Джордж из Динки джаза", блюз "Луна, твой свет горит в тумане, лучами нас он манит, твой бледный свет, луна!.." Кроме того, московские хулиганские хиты.

Шёл 1948 год. Годы моего пребывания в институте совпали со временем последнего "расцвета" сталинского режима, включая и период после его смерти в 1953году. Шла ломка и моего представления о жизни при режиме, я потерял год учёбы, преследовался вплоть до работы комиссии по распределению на работу после института. В 1948 году был убит Соломон Михоэлс - народный артист СССР, легендарный Король Лир, Тевье-молочник, руководитель Государственного Еврейского театра. Это был человек близкий творчески и человечески с А.Толстым,

В.Качаловым, И. Козловским, Ю.Завадским, Л.Леоновым, И. Андронниковым, С.Образцовым, П.Маркишем.

А 12.08. 1952г. на Лубянке официально были расстреляны Зускин, Маркиш, Квитко, Фефер, Бергельсон, Беленький и другие 13 деятелей еврейской культуры. Шёл разгром театра ГОСЕТ, театра, возродившего и питающего еврейское самоощущение, состояние души, связанное с чувством настороженности и пристыженности, воспитанных многолетними гонениями, состояние души, подпитываемое еврейскими словечками на идиш, всеобщим доброжелательством публики в театре (все свои), театральными фресками Марка Шагала, одарённой игрой актёров.

Прошла половина века, нового народного театра нет, и в России он не появится - это страна исхода, а через 5 лет после гибели Михоэлса появилось сообщение об аресте группы врачей-вредителей ("убийц в белых халатах"), направляемых еврейскими буржуазными националистами, готовилась массовая расправа с евреями России. Государство поощряло преследования, а преподаватели института боялись упоминать зарубежных учёных, не только евреев, но и вообще иностранцев - шла борьба с "безродными космополитами". Роль М. Ломоносова была анекдотично раздута в ущерб этому действительно даровитому учёному.

Я чувствовал затылком прямую ненависть к себе со стороны "патриотов"-студентов, а в электропоездах кучки платных агитаторов уже не были редкостью. Шёл интенсивный подогрев бытового антисемитизма. Конечно, я ещё не представлял себе общей картины действительности в стране, страданий и уничтожения людей всех национальностей, не знал о сотнях тысяч заключённых, о страшной судьбе военнопленных, перемещаемых из концентрационных лагерей Германии в лагеря ГУЛАГа СССР. Впереди ещё были Солженицынские "Один день Ивана Денисовича", "Матрёнин двор", не был я ещё знаком с творчеством и судьбой Марины Цветаевой, Анны Ахматовой, не был знаком с поэзией Б.Пастернака и О.Мандельштама, многого не знал. Но внимательно читал постановление ЦК КПСС по докладу Жданова и до сих пор храню журнал "Новый мир" за 1946 год с этим текстом.

Кое-что скупо рассказывал бывший смершевец - Костя Сорокин, было ясно, что победа в войне с фашизмом немецкого разлива далась ценой гибели миллионов солдат и населения, а выжившие не могли найти себя в наступившем отчаянном "мирном времени".