"С наступлением дня получил весь корпус повеление - быть во всей готовности к походу, а часа через полтора или два весь корпус двинулся вперед и, пройдя версты три или четыре, остановился. Во все это время слышны были на стороне, где неприятель остановился, редкие пушечные выстрелы. Простояв немного, весь наш корпус скорым маршем двинулся вперед, а мне дано от г. войскового атамана дозволение вновь действовать по моему усмотрению. Я делал с моими полками такое направление, чтобы зайти неприятелю в тыл - что от казачьей службы больше и требуется. Достигая своей цели, я пришел к речке Пасарге, но нашел, что оная также имеет берега, неудобные к переходу через нее, что полагать надобно и французы знали, ибо хотя многие казачьи полки прибыли к тому же месту, куда и я пришел, но французы, находящиеся по ту сторону речки, весьма в близкой от нас дистанции, (без) всякой особой осторожности спешили разными небольшими отделениями к своему корпусу, который Россияне теснили; наконец, даже и два эскадрона их кавалерии, шли, быв довольно удалены от других войск их. Видя такое препятствие и как бы неприятельское к нам пренебрежение, я решился казачьим отважным манером их проучить: приказал от 30-ти до 40 выбрать из полков храбрейших казаков и, определя к каждому по пяти и более пеших, с двумя офицерами, чтоб были во всей готовности при береге речки, и как будто просто стояли бы там без всякого военного намерения, чтоб неприятель не потревожился, видя их, но чтоб они, по данному от меня знаку, все разделись до рубах и с лошадей сняв седло, один бы на руках переносил оное, а все другие вели лошадей, а которые из них загрузнут в тине речки и упадут, то чтобы таковых тянули хотя бы на боку; вышедши же на берег, в минуту бы оседлали лошадей и ближайшего неприятеля быстро бы атаковали; а сам я замечал движение неприятеля, и когда увидел, что один эскадрон, как бы нарочито, ближе других к нам и в довольном расстоянии удалясь от всех шел, дал знать сему, приготовленному мною отряду, действовать. Офицеры и казаки исполнили все с такою точностию и храбростию, что я прослезился от умиления. Эскадрон был опрокинут и, наверное, он половину людей своих потерял убитыми; пленными доставлено мне пять или семь человек, не упомню. Отряд сей возвратился ко мне быв преследуем сильным неприятелем, и как в защиту моих молодцов в нужных местах поставлены были стрелки, а для успешной переправы нужное число казаков, то, не потеряв ни одного, все они соединились со мною. В таком положении мы простояли остаток того дня и следующую ночь".
"На другой день вся российская армия потянулась мимо Гутштадта к Гейльсбергу. Неприятель, собравшись в больших силах, следовал за нами. Войсковой атаман Платов, с казачьими полками, где и я находился, составлял арьергард. Часу в десятом, девятом или одиннадцатом получил я повеление - с четырьмя казачьими полками идти назад, в бок неприятелю, держать вправо и стать между французскою армиею и российским корпусом графа Каменского, следуемым от Гданьска на соединение с нашею армией. Достигнув назначенного пункта, я остановился в глазах всей французской армии, в небольшой прекрасной рощице, при деревнях Земерсфельде и Аренсдорфе. Отсюда послал я, при одном уряднике с маленькою командою, мой рапорт его сиятельству графу Каменскому, донося ему обо всем, что нужно. Как казаки, все вообще, не имели совершенно ничего с собою хлеба, то по необходимости приказал я взять в ближайших селениях штук несколько коров, зарезать оные и раздать казакам, чтобы мясо оных, как не в чем сварить, спекли на угольях и подкрепили бы себя пищею".
"С захождением солнца посланная команда возвратилась и граф Каменский уведомил меня, что он с корпусом не в опасности, что он надеется в приходящую ночь соединиться с армиею и чтоб я также возвратился к оной. Почему, дождав ночи и полагая, что в темноте безопаснее могу пройти, ибо неприятельские отряды были уже впереди меня, я разложил нарочито большие огни, пошел и на пути ветрелся с двумя небольшими командами французской кавалерии, которые, сделав несколько выстрелов и не сделав нам вреда, бежали. Потом наехал я на передовые пикеты наши, казачьего Селиванова полку, от которых и узнал прямую мою дорогу. Прибыв к тому отряду, я виделся с начальником онаго, генералом, - фамилии его не упомню, - где пробыл немного. Хотя оный генерал и просил у меня два полка в подкрепление себе, но я, не видя в том точной надобности, не дал, предлагая ему, что ежели он знает важнейшие обстоятельства этой надобности, более важные нежели как я вижу, то чтобы мне объяснил, с тем, что буде они важны, то я останусь при том отряде со всеми четырьмя полками. Он на то не согласился, как полагать надобно, не желая быть под ордером моим, как старшего. Тогда, раскланявшись с ним, я потянулся далее к армии и, пройдя версты две, для растаха остановился".
"На другой день, при восхождении солнца, были слышны ружейные выстрелы на передовых постах того корпуса, почему и полагал я, что неприятель идет за нами. Для лучшего уяснения послал офицера узнать вернее о том и, не удаляясь от так важного случая, как полагал, что верно произойдет сражение и, найдя лучший для лошадей корм, передвинулся для подкрепления лошадей. Здесь я ожидал - что вышесказанный авангард предпримет, генерал которого, соображаясь по обстоятельствам и видя, конечно, весьма сильнейшего пред собою неприятеля, положил отступить к нашей армии, почему и отправил наперед к оной свою артиллерию. Я послал также узнать о месте нахождения атамана Платова и всей нашей армии, а на ведущей к авангарду от армии большой дороге поставил противу полков пикет, с тем, чтобы известил меня, ежели будет ехать по оной из армии кто из генералов". "Ружейная пальба усиливалась; около половины дня пикет, поставленный на дороге, известил меня - что несколько генералов едут вперед, к которым я и поспешил и нашел оных остановившихся и всех мне незнакомых, рассуждающих о будущем сражении. Как на мне была простая куртка, которая прикрывала все знаки отличия, имеющиеся у меня, то они меня сочли не более как какого-либо казачьего офицера. Как я, слыша их суждение, объяснил им и мое заключение, то при сем случае они спрашивали друг у друга на французском языке: кто я таков? Слыша то, я им объявил о себе и просил мне показать того генерала, который командует передовым корпусом; они мне сказали, что командует генерал Львов, который сзади едет и скоро сюда должен быть. Почему я и поехал искать онаго, с которым скоро встрелся, и нашел в нем давно мне знакомого, а как он был старший, то я ему объяснил - по какому случаю я тут нахожусь, и что ежели могу я быть полезен в начинающемся сражении, то чтобы указал мне место, где я должен находиться. Львов, благодаря меня за сие, приказал, чтобы я находился с полками своими на самом краю с правого фланга. Получив сие повеление, я поехал к моим полкам, приказал оным изготовиться и при сем разе увидел уже во многих местах скачущих казаков, теснимых неприятелем, и поспешно отступающий наш авангард".
"А также с полками моими отступил и стал на одной выгодной для конницы равнине, в ордер-баталии. Неприятель наступал скорым маршем, и сильная кавалерия шла прямо ко мне. В ту же минуту, вправо от меня, я увидел во множестве скачущих казаков: угадывая, что то казачьи полки, находящиеся на аванпостах, я послал к начальникам оных офицера с приказанием, чтобы все они явились под мою команду. Всех таковых нашлось до пяти, хотя весьма неполных, полков, из которых составя в виде сикурса отдельную линию и не теряя времени, я атаковал неприятельскую кавалерию, которая ко мне уже сближалась: всю кавалерию сию опрокинув, гнал ее до находящегося, в тылу их, возвышенного места (как бы небольшой горки), которое было все покрыто лесом. Тут я узнал, что на сем возвышении, в лесу, оставлен был наш пехотный егерский полк, под командою полковника Змеева, которому я и послал сказать, чтобы он, как уже отрезан от российской армии, спешил бы лесом удалиться во фланг и поскорее бы присоединился к армии. Казаки же, по сильному французской артиллерии действию, не могли держаться, да и свежая их конница, подоспев на помощь к гонимой нами и, опрокинув мои полки, в свою очередь оные гнала. Проскакав несколько, и не более версты, я успел остановить свои полки. Полковник Ефремов, по отличной его храбрости, со своим полком гнал неприятеля далее всех других и даже проскакал сказанное возвышенное место, так что принужден был, принявши в бок, уже через лес возвратиться ко мне. Когда я собрал всех своих казаков и привел их в должный порядок, вижу, что соединившиеся и умножившиеся французы сближаются ко мне; тогда я атаковал оных в другой раз и, опять опрокинув, гнал до прежнего пункта. При сем случае мы отбили две пушки".
Свободное копирование
