То ли девчонки приревновали, то ли обзавидовались, но у нас не заладилось в моей комнате. Валера звал меня Солнышком:
– Солнышко, ты скоро? Мы опаздываем...
Так меня никто никогда не называл. Девчонки хихикали... Я обижалась. Мои подружки стали моими врагами. Пока я ходила по театрам, пропал с полки мой любимый Пер Лагерквист, потом Валерин Андерсен, потом Кун, его «Легенды и мифы Древней Греции» и Экзюпери тоже. Это сейчас – ничего страшного! Но во времена, здесь описываемые, книга имела большую ценность не только для меня, но и для общества в целом. Показателем богатой жизни кроме всего были и книжные собрания. А у меня пропали ценные по содержанию, их непросто было даже в библиотеке получить. Я возмущалась, спрашивала, где книги.
– Мы что, сторожить их тут будем? – вопросом на вопрос отвечали мне.
Я простудилась, температурю. Лежу в постели с ангиной. Валера поит меня горячим молоком с мёдом из ложечки. Я чувствую себя маленькой девочкой, капризничаю. Он пошёл в аптеку за лекарством. Зоя мне выговаривает:
– Устроили тут лазарет!.. Солнышки...
Он приносит лекарство, я его отсылаю резко и почти грубо. Он всё понимает. Не обижается.
Даже Валерин друг, физик Беличенко, тоже против, поскольку его девушка Зоя в конфронтации. Как все вокруг противились!
Валеру не приняли в партию. Прокатили. Для меня это было неприятно, но не трагично. Я смотрела на него и видела, как он переживает. Я раздумывала: «Почему именно его прокатили?» Для меня он был самым лучшим, самым близким и родным человеком. Но что-то во мне заклубилось, какое-то сомнение: «А так ли это? Правда ли, что он безупречен?» Ведь весь курс против него пошёл. Почему?.. Я думала, что он «вне меня» очень высокомерен, недружелюбен. Девчонки его почему-то называли стукачом. Я знала и была уверена, что это не так. Это кто-то не желает ему добра...
А он мечтал работать в органах. Как его отец. В КГБ. Я тогда ничего об этой организации плохого не знала. Ведь я росла в семье железнодорожника. У нас дома никогда ни про органы, ни про подобные дела не обсуждалось, не произносилось. Самым страшным был участковый милиционер по фамилии Калибердин: «Вот придёт Калиберда – покажет!..» И эта «Калиберда» олицетворяла для меня и всю власть, и всех государственных служащих. Но, к счастью, так ни разу я на него и не взглянула. Он существовал за полем моей жизни в Калаче. Единственно, что я слышала из уст отца, так это «политическое» выражение «враг народа». Но он его произносил всегда с подковыркой или ругательно, как «чёрт», «дурак»...
Для меня, что танкист, что милиционер, что кагэбист – было в одном ряду. И звания «сержант» или «майор» я не отличала. То, что генерал меньше маршала – только догадывалась. Бахвальства моего жениха тем, что он отлично стреляет из пистолета, прекрасно водит автомобиль и что-то там в этом роде – никак меня не впечатляли. Я только недоумевала: «Зачем он мне это говорит?» Если хочет набить себе цену, то лучше пусть скажет мне, какая я красивая или назовёт меня солнышком...
Свободное копирование
