Алле прислали посылку из дому – из Душанбе. Какие-то экзотические лакомства, которых я до того не пробовала, знаком мне был только кишмиш. Она щедро всех угощала, приговаривая:
– Я рада, что пришлась ко двору.
Эта её присказка вызывала во мне смутное предчувствие каких-то неприятностей. С чего бы это девчонке такие слова говорить? Эту пословицу может сказать человек, когда уже получил опыт нахождения «ко двору». Значит, бывало, что и не ко двору. Мои подозрения оправдались почти сразу, в течение сентября. Мы ведь тогда жили в общежитии, скопом, впервые в жизни. Мало кто умел быстро адаптироваться к такой жизни. И как следствие – конфликты. Но о них я упомяну позднее.
Алка среди нас была самая молодая, ей тогда исполнилось то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет, а мы-то уже были взрослые – стажницы: я, Зоя Беленко из Белореченска, Лида Никишина, кажется, из Алексина. А может, из другого, не так отдалённого от столицы места. Ей поэтому посылок не присылали: проще было доехать до дома и привезти самой то, что нам присылали. Мне, например, тётя прислала посылку с домашней тушёнкой, которая была в стеклянных банках. Конечно же, банки разбились в дороге, а тушёнка испортилась. Запах от посылки стоял похлеще, чем от любимого сыра дядюшки Поджера из блистательных рассказов английского писателя Джерома К. Джерома. Хотя я и сгорала от стыда, получая на почте такую посылку, но ведь её куда-то надо было девать. Всё выбрасывалось на помойку, и до слёз было жалко тётушку, которая растила цыплят, потом делала из них тушёнку, закручивала банки, собирала мне посылку… Я ведь знала, что для неё это было непросто. Моя мама присылала куриные яйца в семечках, они тоже частично портились. Почта ведь не могла транспортировать такие посылки в подушках. Но мои родные думали, как же я без стипендии смогу жить в Москве. Зое родители к её стипендии добавляли полсотни рублей, так что она была богачкой. На девяносто рублей можно было даже шиковать тогда. И посылку ей родители передавали поездом: все банки были целы, и мы угощались прекрасными соленьями её матушки.
В тот день мы купили языковой колбасы, нажарили на маргарине огромную сковородку картошки, достали Зоины соленья, что ей прислали поездом родители. Купили какого-то вина в красивой бутылке – ведь совсем никто не понимал в винах никакого толку.
И чинно усевшись за стол засветло, мы начали уничтожать эту почти домашнюю еду, по которой уже изрядно соскучились. Вели беседы о своих делах, обсуждали только что вышедший в прокат и демонстрировавшийся в соседнем с фэдээсом кинотеатре «Литва» фильм Андрея Тарковского «Солярис», кто-то был с гитарой и даже пробовали петь…
В дверь постучали. Никто и не понял, что следовало притихнуть и срочно спрятать бутылку из-под вина: ну, что взять с нас, зелёных и неопытных. Но фортуна прислала нам того, кто стал нас учить, как следует себя вести в общежитии, чтобы не быть сразу отчисленными из состава студентов. Это был оперотрядовец. Кто не знает, что такое оперотряд в студенческом общежитии, тот никогда не был студентом. Мы тогда ещё не знали, чем может обернуться приход оперотряда в нашу комнату. Только Зоя, имела знания в этом вопросе. Всё от того же своего друга Сергея Беличенко. Он был в оперотряде, и Зою смог просветить.
А надо было всем замереть, притихнуть и срочно начать дуть в свои чайные чашки, делая вид, что пьём мы простой чай. Только вот где же чайник?
На наше счастье это не весь оперативный отряд пришёл, а только его активист, студент-второкурсник. Испугавшаяся было от стука в дверь нашей комнаты Зоя, радостно заулыбалась: в пришельце она узнала друга своего Серёжи.
– Вы тут тихонько сидите, – сказал наш гость. – Оперотряд ходит по общежитию. Могут отчислить.
Столь благородное желание предупредить нас о возможных неприятностях всем понравилось. Зоя стала его радушно приглашать к столу, от чего наш гость не смог отказаться: наверное, был голоден. А может, ему тоже захотелось в нашей компании посидеть. Валеру, так звали посетителя, усадили за стол, отрезали ему шмат колбасы, дали вилку, что означало, что он может тоже присоединиться к нашей трапезе из общей сковородки. Я запомнила, что от предложенного вина гость отказался легко и просто. Зато попросил чаю.
Появление нового человека за столом как-то преобразило компанию. Девчонки стали рассказывать о своей любимой еде:
– Я картошку жареную не люблю, – сказала Алла.
– И я её почти не ем, – сказала Лида.
– Да, от жареной картошки только толстеешь, – сказала Зоя.
Я промолчала, потому что хотя и надоела мне жареная картошка в совхозе, где я жила у бабушки и тёти, но в тот раз она мне была желанна. В столовой поесть досыта не всегда удавалось: при отсутствии стипендии всё же приходилось экономить. В ответ на капризы моих соседок парень сказал, набивая рот колбасой и картошкой:
– А я всё ем и всё люблю!
И тут случилось со мной такое, что никогда не случалось раньше. Я додумала ответ на слова нашего гостя, но вслух его не сказала. Будто кто мне шепнул эту мысль, а она была знаменательная:
«Ох, и повезёт же его жене!» – подумала я. Я знаю, как мучилась мама с моим братом, потому, что он очень капризно и избирательно относился к еде, приготовленной для него. А тут вдруг человек ест всё подряд и всё любит! Это такая редкость. Ну что мне было до того, как и что ест наш гость! И что мне за дело до его будущей жены! Но как впоследствии оказалось, я сумела лично убедиться во всеядности этого человека, да ещё могу сюда добавить и его чрезмерное увлечение едой. И справедливости ради скажу, что к спиртному он никогда особенно не тянулся, так что отказ в тот вечер от вина был вполне искренним.
Через год он стал моим мужем. Хотя вначале мне этот парень не показался ни симпатичным, ни близким, ни родным. И сердце никак не дало знать, что это тот человек, которого я очень ждала. И даже моего имени вначале он не разобрал, я буркнула его невнятно. И имя его – Валера – мне не нравилось. Только и была эта нелепейшая для девушки мысль о его жене, которой повезёт, потому что он ест всё подряд. Словно бес в ребро толкнул...
Едва мы расселились, едва разложили по полочкам свои учебники, как в холле общежития на Ломоносовском проспекте на первом этаже то ли стихийно, то ли организованные специально комсомольскими вожаками, были устроены танцы. Говорят же, что знал бы, где упадёшь, соломку постелил заранее. Но никто не может знать, что нам предопределено. Тот первый танцевальный вечер в студенческом общежитии откликнулся мне почти через двадцать пять лет сентиментальным воспоминанием. Моя дочь вышла замуж за Серёжу Большакова, который долгое время жил в Тирасполе. Когда мы с моей сватьей Татьяной завели разговор о Приднестровской республике, выяснилось вдруг, что министр иностранных дел этой непризнанной республики – тот самый Валера Лицкай, который в абитуриентскую пору поддерживал и ободрял нас своим юмором и весёлым настроем. Оказалось, что брат моей новой родственницы учился с ним в одном классе. Я стала рассказывать, как мы танцевали с их министром на первом студенческом вечере. И мы ахали, удивляясь подтверждению пословицы о том, что мир так очевидно тесен.
Свободное копирование
