1. ДЕВОЧКА ИЗ ПРОВИНЦИИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ, НО КОТОРАЯ СЛУЧИЛАСЬ РАНЬШЕ ЧАСТИ ПЕРВОЙ, ПОЭТОМУ С НЕЁ И НАЧИНАЕТСЯ ПОВЕСТЬ
ОБ АРТЕКЕ, «ПИОНЕРСКОЙ ЗОРЬКЕ» И ЖУРАВЛЕ В НЕБЕ
Когда-то давно-давно я прочитала книгу Елены Ильиной «Четвёртая высота» о героине войны Гуле Королёвой, которая в детстве снималась в кино и бывала в Артеке. Я, как и все мои подружки, прочитавшие книгу, была влюблена в эту девочку, и мне очень хотелось жить такой же интересной и насыщенной жизнью. Из книги я впервые и узнала, что в Крыму есть замечательный пионерский лагерь – Артек.
Я жила в захолустном городке с хлебосольным названием Калач, ходила в школу и мечтала поехать в этот лагерь. Строя планы об Артеке, я даже и не думала о нашем местном пионерском лагере, куда моя подружка Людка ездила каждое лето. Подумаешь, лагерь! Она столько не очень хорошего о нём рассказывала. Получалось, что ездила туда моя подружка словно каторгу отбывать: кормят плохо, жить скучно, по ночам холодно, родительский день только раз в неделю, а главное – ничего необыкновенного там случиться не могло бы.
Вот в Артеке запросто можно познакомиться с желтокожей вьетнамкой или с монголкой, у которых волосы настолько чёрные, что отливают зеленью. Или с негритянским мальчиком можно подружиться. Нас ведь воспитывали в таком дружелюбии к цветным людям, что уже какая-нибудь белокурая Джейн из Лондона совсем никак не котировалась бы рядом с неграми, азиатами или индейцами из Америки.
В Артеке можно было набрать кучу адресов иностранных школьников и переписываться с ними. О переписке можно говорить долго и отдельно: писем приходило мне так много, что если выпадал выходной день почтальону, то у меня случалось плохое настроение. Я привыкла, что каждый день в почтовом ящике лежало письмо, а то и два-три сразу. Но это были письма из нашей страны: из киргизского городка Джалал-Абада, из Мичуринска, который был почти рядом, из Пскова, с Украины, из Пензы, Душанбе… Приходила почта от поляков, и от немецкой подруги Ингеборг из Лейпцига. Но этого было мало. Хотелось иметь пен-френдов по всему миру. Наверное, теперь Интернет счастливо эту проблему решает многим детям…
Нет, что ни говори, а Артек – это мечта всех детей. А калачеевский пионерлагерь на Комовской даче… Ну кто же станет мечтать о такой дыре? К тому же у меня с этим местом долго-долго ассоциировался страшный и неприятный случай…
Как-то мы, четырёхклашки, пошли в лагерь весной за ландышами. С нами была пионервожатая Лида Крахмалёва, она сама училась, кажется, в седьмом классе. Наша вожатая была активной девочкой: занималась спортом, неплохо училась, вела обширную переписку с ровесниками из разных городов и писала письма в «Пионерскую правду» с ответами на викторины. Однажды она оказалась в числе победителей, о чём в газете и написали. Но фамилию её напечатали неграмотно: Крохмалёва Лида из города Калач Воронежской области. Эта опечатка, однако, не мешала нам гордиться своей пионерской вожатой!
Шли мы за ландышами очень длинной полевой дорогой. Она была гладко укатана, скучна и однообразна. Не скоро мы вошли под сень цветущего боярышника, который рос на опушке леса.
Кусты были густо окутаны розетками мелких цветочков, источающих нежный горьковатый запах миндаля. Над каждым деревом трудился рой пчёл, и гуд насекомых был столь же нескончаем, как и аромат соцветий. Смешение запаха и звука, белой кипени и свежей зелени на фоне синего неба в вышине – явление незабываемое. Весна – поистине райский сад. Но мы тогда не понимали этой красоты. Ведь впереди была иная цель – ландыши.
Место называлось Комовской дачей.
Мы шли по неухоженным колючим и сучковатым зарослям, затем – вдоль реки, потом опять через что-то продирались, пока не увидели полуразбитые, с облупленной краской дощатые сине-белые домики. Был май месяц, до начала первой смены оставалось дней двадцать, а лагерь стоял в столь унылом виде и пугал нас пустыми глазницами окон. Можно было с очень большим трудом представить, как с наступлением лета там закипит пионерский муравейник, взовьются в звёздное небо ночные певучие костры, а по утрам заспанный трубач будет хрипеть на стареньком горне: «Вставай, вставай, кровати заправляй!»
Цветущих ландышей, как ни старались, мы так и не нашли – только две-три куртинки с крупными тёмно-зелёными их листьями, в которых цвета не предвиделось. Зато я впервые и, увы, единожды в жизни увидела там вживую цветочек, названия которого никто из моих товарищей не знал. Я же распознала его сразу по памяти, которая возникла из просмотра разных книг о растениях, в том числе и лекарственных. Цветочек был точь-в-точь как на картинке. Назывался он адонисом, или горицветом. Вида он был не самого привлекательного, и поэтому оказался никому не интересным: ни одноклассникам, ни вожатой. Я, уже тогда, начитавшись книг о природе, и зная, что её надо беречь, полюбовалась этим цветочком и распрощалась с ним, не тронув его.
Наш поход в лес благополучно не закончился, и мы все вернулись домой, потрясённые и напуганные. А у меня впервые появилось тогда чувство протеста против наших мальчишек, которые вели себя подло и трусливо, а по большому счёту – то и как соучастники действия.
Мы уже давно ушли с Комовской дачи, и были на подходе к окраинам города. Неожиданно на высоком берегу речки к нашей вожатой Лиде Крахмалёвой пристали хулиганы, отморозки пятнадцати-шестнадцати лет. Если учесть, что нам было где-то лет по десять, нашей вожатой – около четырнадцати. Хулиганов было двое – на мотоцикле больше и не уместится. Но нам, девочкам, сбившимся в стайку, и ничего не могущим поделать против этого безобразия, казалось, что их было больше, и было страшно, хотя и жалко вожатую. Наши мальчишки, человек пять, также трусливо прятались за нас. А хулиганы пытались сорвать одежду с Лиды, она отбивалась, кричала. Но, видно, боясь окончательно нас напугать, она кричала негромко, и возня эта походила на какую-то дикую неприличную забаву. Никто из нас не понял, что вожатую хотели изнасиловать, и действия хулиганов были нам непонятны, поэтому мы вели себя растерянно. То ли мы подняли крик и рёв, то ли появился кто-то из взрослых, то ли ещё по какой причине, но хулиганы уехали, не причинив никакого вреда, кроме морального – и нашей вожатой, и всем нам. Праздничное настроение от встречи с цветущей природой растаяло, как лёгкое облачко в небе. У меня появилась плохая ассоциация и с пионерским лагерем, и Комовской дачей, где он находился.
Место называли так, якобы, по имени купцов, до революции имевших в Калаче лабазы и мельницу.