В Тарту торжественно вывели меня из вагона. На перроне стояли мама, друзья и весь персонал диспансера. Все с цветами! Был конец июля — все пришли с гладиолусами. Оказывается, получив мою телеграмму о Бологое, мама поехала в Печоры! Затем друзья, украшавшие нашу квартиру цветами, получили ленинградскую телеграмму, вызвали маму из Печор, и она успела к приходу поезда.
Настоящая праздничная процессия потянулась от вокзала к нашей квартире, которая, к сожалению, находилась рядом со зданием НКВД! Едва мы все успели усесться за раздвинутый и празднично накрытый стол (показавшийся моим лагерным глазам неправдоподобно роскошным) — через веранду в комнату ввалился пьяный энкаведешник. Доктор Богданов его долго и вежливо выпроваживал. Только потом мы поняли, что пьяным он, конечно, не был — просто искал повод, чтобы посмотреть, кто и что. И еще поняли, что нельзя было так празднично встречать вернувшегося из лагерей. В Советском Союзе такая встреча была бы невозможна. Многие считали, что такое многолюдство и праздничность стали причиной нашей последовавшей через два с половиной года высылки. Я так не думаю.
Независимо ни от чего мы были — обреченными.