В Ленинград я попала рано утром. У меня был адрес Сониной сестры, но я считала, что она на работе. Кроме того, мне не терпелось вознаградить себя за пятилетний пост: я дождалась открытия Эрмитажа и ушла из него в 5 часов, перед закрытием. Какое это было счастье! Однажды в своей жизни я уже совершала подобное: от открытия до закрытия проходила по Лувру.
Отправилась на Мойку, 11. Оказалось, что меня ждали. Соня дала телеграмму о моем возможном приезде, и Клара Гитмановна — художественный редактор какого-то издательства — несколько дней уже брала работу на дом, чтобы не пропустить меня. Не стану повторяться, так как об этой встрече я уже рассказала в главе о Соне.
Поздно вечером Клара проводила меня на поезд. Он был, конечно, весь забит, но я так смертельно устала, что забралась на узенькую боковую багажную полку, привязала себя поясом к какой-то трубе и провалилась в сон. Рано утром меня разбудили — это была узловая станция Тапа, от которой отходила ветка на Тарту. Увы, поезд из Таллинна ожидался только в обед. Я пыталась уговорить машиниста товарного поезда взять меня, но он не решился.
Войдя, наконец, в летний, не разделенный на купе вагон таллиннского поезда и оставшись стоять в проходе (все места были заняты), я радостно слушала эстонскую речь. Обращала на себя внимание одна компания — явно врачи, среди которых я узнала бывшую мамину помощницу. Продвинулась поближе, прислушалась к разговору. Говорили о конференции, кто-то сказал, что доктор Бежаницкая потому не участвовала, что в ее жизни событие — возвращается дочь. Тут уж я выдержать не могла, окликнула доктора Лепп. Меня узнали не сразу, но что потом началось!