Когда я был еще ребенком, дед мой, отец Ив. Ив. Дмитриева, разговаривая с своими гостями о времени Екатерины, о ее славе, о ее учреждениях, о хорошем и о худом, приходил или в восторг, или негодование и, смотря по этому, посылал меня достать из своей библиотеки или Державина, или Хемницера; и я, с чувством своего достоинства, читал вслух перед гостями или оду Державина, или какую-нибудь замечательную басню Хемницера. Особенно любил он три его басни: Орлы, Лев, учредивший совет и Лестница. Все слушали с уважением и с живым участием.
Август Коцебу был у нас переведен почти весь. Было время, что только его пьесы и игрались на наших театрах: это было в восьмисотых годах. Их ставил и в театр, и книгопродавцам, по большой части Алексей Федорович Малиновский, который был тогда еще секретарем в Архиве Иностранной Коллегии. Он сам не знал ни слова по-немецки. Их переводили большею частию чиновники Архива; он исправлял слог и печатал, или отдавал за деньги Медоксу, содержателю тогдашнего театра. — Любимые пиесы публики были: "Сын любви" и "Ненависть к людям и раскаяние".
Московский театр был не роскошен декорациями и костюмами; в этом отношении он начал улучшаться с того времени, как поступил в казенное управление. Репертуар был числом пьес не беднее нынешнего, только в другом роде. Играли комедии и драмы. Оперы повторялись одни и те же: Редкая вещь, Дианино дерево, Деревенские певицы, Мельник, Добрые солдаты. Водевилей не было. Любопытно видеть тогдашние афиши. Одна драма или одна комедия, маленький балет; вот и весь спектакль!
Тот же Алексей Федорович Малиновский написал оперу: Старинные святки, которая так нравилась публике, что ее играли лет тридцать сряду. Такова сила народности в литературе.
Но Русалка приводила в восторг. Великолепные декорации, превращения и легкая музыка арий, которые лег-ко удерживались в памяти, были причиною ее долговременного успеха. Русалка была в большой моде, даже у высшей публики; потом, когда вкус к музыке сделался и ученее и утонченнее, она упала до простого святочного или масляничного спектакля! Но долго, долго еще деревенские барышни пели: "Приди в чертог ко мне златой" или;
Мужчины на свете,
Как мухи, к нам льнут,
Имея в предмете,
Чтоб нас обмануть!
Так мало-помалу изменялся ход нашей литературы и вкус нашей публики. От важного читатели переходили к легкому, ко всему, что в европейской литературе всплывает наверх по недостатку веса.
