Первая супруга Державина была Екатерина Яковлевна Бастидонова. Отец ее был португалец Бастидон, камердинер Петра III, а мать — кормилица императора Павла. Вторая его супруга была Дарья Алексеевна Дьякова, родная сестра супруги Василия Васильевича Капниста, который, следовательно, был Державину свояк. Первую он воспевал под именем Плениры, почему она и в стихах Ивана Ивановича Дмитриева, на ее кончину, названа Пленирою. Вторую он называл в стихах своих Миленою:
Нельзя смягчить судьбину,
Ты сколько слез ни лей;
Миленой половину
Займи души твоей.
Державин, любя нежно вторую жену свою, не мог забыть первой! Вскоре, после второй его женитьбы, обедал у него Иван Иванович Дмитриев. Он заметил, что Державин несколько уже минут сидит, нагнувшись над своей тарелкой и, водя по ней вилкой, чертит что-то остатком соуса. Он взглянул на него: глаза полны, слез. Взглянул на тарелку и видит, что он чертит вензель первой жены своей. Дмитриев шепнул ему, что, если заметит Дарья Алексеевна, ей будет это неприятно. Державин стер написанное и зарыдал; так что Иван Иванович принужден был вывести его в другую комнату, под предлогом дурноты, чтобы не обнаружить причины слез молодой жене его.
Державин любил природу, как живописец, и никакая красота ее пег только не ускользала, от его взгляда, но оставалась навсегда в его памяти и при нервом же случае вызывалась наружу его воображением. Иван Иванович Дмитриев говорил, что память его была запасом картин и красок! — Однажды видел он, что Державин стоит у окна и что-то шепчет. На вопрос об этом Державин отвечал: "Любуюсь на вечерние облака! Какие у них золотые края! Как бы хорошо было сказать в стихах: Краезлатые!" — И действительно, вскоре этот эпитет явился в стихах его! — В другой раз за столом долго смотрел он на щуку и сказал, обратись к Дмитриеву: "Я думаю, что очень хорошо будет в стихах и щука с голубым пером!" и этот стих пропал из его запаса!
Дядя мой пришел однажды к Державину в то время, когда он сидел над окончанием Видения Мурзы. — Он остановился на двух стихах:
Как солнце, как луну поставлю
На память будущим векам!
Выше луны и солнца лететь было некуда, и он стал в тупик. Дмитриев сказал ему, шутя: "Вот бы как кончить:
Превознесу тебя, прославлю,
Тобой бессмертен буду сам!"
"Прекрасно!" — сказал Державин: написал эти два стиха и кончил. — Действительно, нельзя было, лучше придумать окончания, тем больше, что оно совершенно в роде Державина: гордо и благородно!
Когда Екатерина отправилась из Петергофа в Петербург для принятия короны, Державин был гвардии солдатом и стоял на часах. Думала ли Екатерина, проходя мимо этого солдата, что это будет певец Фелицы, поэт, который прославит ее царствование!
Державин был правдив и нетерпелив. Императрица поручила ему рассмотреть счеты одного банкира, который имел дело с Кабинетом и был близок к упадку. — Прочитывая государыне его счеты, он дошел до одного места, где сказано было, что одно высокое лицо, не очень любимое государыней, должно ему такую-то сумму. "Вот как мотает! — заметила императрица: — и на что ему такая сумма!" — Державин возразил, что кн. Потемкин занимал еще больше, и указал в счетах, какие именно суммы. — "Про-должайте!" — сказала государыня. — Дошло до другой статьи: опять заем того же лица, — "Вот опять! — сказала императрица с досадой: — мудрено ли после, этого сделаться банкрутом!" — "Кн. Зубов занял больше", — сказал Державин и указал на сумму. Екатерина вышла из терпения и позвонила. Входит камердинер. — "Нет ли кого там, в секретарской комнате?" — "Василий Степанович Попов, ваше величество". — "Позови его сюда". — Попов вошел. — "Сядьте тут, Василий Степанович, да посидите во время доклада; этот господин, мне кажется, меня прибить хо-чет"...
При императоре Павле Державин, бывший уже сенатором, сделан был докладчиком. Звание было новое; но оно приближало к государю, следовательно, возвышало, давало ход. Это было несколько досадно прежним его товарищам. Лучшее средство уронить Державина было настроить его же. Они начали говорить, что это, конечно, возвышение; однако, что ж это за звание? "Выше ли, ниже ли сенатора, стоять ли ему, сидеть ли ему?" — Этим так раз-горячили его, что настроили просить у государя инструкции на новую должность. Державин попросил. Император отвечал очень кротко: "На что тебе инструкция, Гаврила Романович? Твоя инструкция — моя воля. Я велю тебе рассмотреть какое дело или какую просьбу; ты рассмотришь и мне доложишь: вот и все!" — Державин не унялся, и в другой раз об инструкции. — Император, удивленный этим, сказал ему уже с досадою: "Да на что тебе инструкция?" — Державин не утерпел и повторил те самые слова, которыми его подзадорили: "Да что же, государь! Я не знаю: стоять ли мне, сидеть ли мне!" Павел вспыхнул и закричал: "Вон!" — Испуганный докладчик побежал из кабинета; Павел за ним: и, встретив Ростопчина, громко сказал: "Написать его опять в Сенат!" и закричал вслед бегущему Державину: "А ты у меня там сиди смирненько!" — Таким образом Державин возвратился опять к своим товарищам. — Это рассказывал граф Ростопчин.
