Требование прибавок на "дороговизну" со дня на день растут. Растут поэтому и выпуски бумажек. Свойство же всех векселей, в том числе и государственно-беспроцентных, таково, что по мере их выпуска сверх предела кредитоспособности бланко-надписателя они все больше и больше теряют свою цену, причем падение идет геометрически ускоряющимся темпом.
Так как доступного для государственной власти способа остановить, поставить предел выпуску не имеется, то выпуски, невзирая на всякие совершенно категорические постановления и заверения парламентов и государей, продолжаются безудержно вплоть до более или менее полного обесценения кредитного знака, до той поры, пока народ наконец не осознает, что он -- нищ, пока не придет голодный мор.
Я нарочно не употребляю во всем этом изложении слово "Россия". До такой степени весь этот процесс одинаков во всех странах и во все времена.
Совершенно одинаково пара сапог доходила до 15 тысяч франков во Франции во время Великой революции, костюм до 3000 долларов в Америке во время Войны за независимость и тот же костюм до 600 рублей сейчас России. Так же бил фонтан бумажных денег в Париже, в Филадельфии, в Петербурге после Наполеоновских войн и сейчас. Роскошь и расточительность во Франции во время революции легендарны. Но и в Америке Франклин в 1779 году писал: "Безумная роскошь в нашей стране среди всех ее бедствий меня прямо поражает". Другой писатель того же времени говорит: "Всякие формы расточительности и мотовства царят в городах и деревнях, особенно же в Филадельфии, под глазами Конгресса: расточительность в одежде, пище, в экипажах, во всем".
В России я сам наблюдал солдат, покупавших на улицах арбузы по три рубля штука, груши по семь рублей и даже золотые портсигары "потяжельше". Простые бабы скупали в Гостином Дворе дорогие материи кусками. Театры и клубы набиты битком. Мотовство безумное.
Массы, в начале кризиса не желавшие переносить относительно небольшие неудобства, благодаря этому мотовству постепенно докатываются до пределов нищеты и страданий.
И никого никакая история ничему не учит. Всякий раз начинается все то же. Отсутствие изобретательности прямо удручающее. Разница только в том, что иногда, при кризисе менее сильном, процесс не доходит до конца и развивающееся производство успевает покрыть грехи, сделанные за время кризиса. Так было с Россией во время Японской войны. Затем нации, экономически более сильные, дольше сопротивляются развитию процесса и чаще не доводят его до конца.
Но каждая непременно на него вступает. Даже Америка -- эта практическая Америка -- и та вступила уже на путь такс и прибавок. Монополии и государственные регулировки частью уже осуществлены (железные дороги, внешняя торговля, металл), частью висят уже в воздухе (недра, телеграф, экспрессные компании). Идет уже и усиленный выпуск бумажных денег.
Далеко ли зайдет процесс в Америке, зависит от длительности войны и от того, удастся ли после войны избегнуть подавляющей немецкой конкуренции.
В России же он дошел уже почти до конца.
Русский кредитный билет уже начинает выполнять ядовитое предсказание, сделанное профессором И. X. Озеровым на Московском совещании: на него можно безотказно покупать только одно -- заем свободы, т. е. обменивать беспроцентный государственный вексель на процентный, причем, однако, проценты имеют выплачиваться теми же негодными рублями.
При этом не могу не удивляться, когда слышу, как умеренные круги обвиняют в этом провале денежного обращения большевиков, как они негодуют, что красногвардейцам платится чуть не по 100 рублей в день.
Точно большевики, а не шедшее покорно по указке меньшевистского Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов Временное правительство увеличило денежное обращение в России с восьми миллиардов в феврале до восемнадцати миллиардов в октябре?
Разве большевики, а не "буржуи" -- Терещенко и Шингарев, побоялись в ответ на первое же требование прибавок ответить властным: non possumus {Не можем (лат.).}?
Разве большевики не осмелились на первую же угрозу забастовкой ответить: бастуйте! Все равно, если удовлетворять ваши требования, вся Россия рано или поздно забастует... из-за краха.
Разве большевики, а не кто-то другой, не имел гражданского мужества крикнуть громко, что из пустой казны прибавок быть не может, что за эти прибавки может расплатиться только мужик?
Разве не меньшевистский министр труда М. И. Скобелев в своей знаменитой московской речи, вдохновляя рабочих на новые "требования", восклицал, что правительство обложит промышленность в 100% прибыли, и притом еще оболгал финансовую науку, будто "она знает, как это сделать", когда она, наоборот, категорически отвергает такую возможность?
Разве большевики со спокойной совестью подготовляли фактическое банкротство России и разве это они начали утверждать, что это коснется только богатых?
Разве они скрывали от народа, что неплатеж по займам или платеж по ним обесцененным рублем заставит закрыться все благотворительные, учебные и ученые учреждения, эмеритальные и пенсионные кассы, существующие за счет разных пожертвованных и собранных по грошам капиталов? Разве они не объяснили, что в частных руках русских займов мало, а что они либо в таких учреждениях, либо в запасных капиталах промышленности, которая, лишившись их, погибнет под напором богатой, могущественной заграничной промышленности?
Разве большевики пустили в оборот мысль о том, что за войну должны заплатить "богатые", т. е. держатели русских государственных займов, и что тогда народу будет легко? Будто переложение 60 миллиардов долга России со всего народа на его часть вернет России все то имущество, которое было куплено за эти деньги и уничтожено! Точно от этого прибавится жизненных благ на Руси!
Пора бы бросить эти взаимные обвинения и начать искать делового выхода из наделанных глупостей и преступлений {А со стороны "буржуйных" министров "раздача" была настоящим преступлением: они-то ведь знали, к чему она приведет, оправдания невежеством у них нет.}.
Свободное копирование
