Совершенно очевидно, что экономическому возрождению России должно предшествовать урегулирование ее денежной системы. Надо изъять из обращения ненужные ему рубли. Для этого при том состоянии денежного обращения, до какого дошла страна, есть уже только один путь: надо подражать купцу, запутавшемуся в долгах. Обоим остается для того, чтобы начать новую жизнь, только одно -- сломать рубль.
Это же должна сделать и Россия, ибо в страны с неустойчивой валютой иностранный капитал не идет и идти не может. А без иностранного капитала для России спасения нет, ибо трезвые люди в пришествие социалистического рая в наши дни верить не могут. Пока он придет, Россия рискует вымереть с голоду и наводнить мир миллионами штрейкбрехеров, не находящих дома заработка и хлеба.
Это тоже представляло бы собою великую мировую опасность, и предупредительные против этого меры, конечно, будут приняты.
Для мирового хозяйства важно, чтобы большинство русских людей находило работу дома.
Для этого, как я уже говорил, один путь -- широкое привлечение иностранного капитала.
Однако этому приходу иностранного капитала, кроме расстроенного денежного обращения, есть еще другое существеннейшее препятствие -- это большевистские попытки отмены, вернее, нарушения права собственности, пресловутая национализация, муниципализация, ограничение права распоряжения текущими счетами, рабочий контроль, ничем не ограниченный, и т. п.
Все эти меры, конечно, подлежат отмене или ограничению, дабы капитал мог пойти в Россию работать.
Но тут положение России осложняется до невероятия, и для нее являются в связи с этим крупнейшие опасности чисто политического свойства.
Жизнь властно требует отмены всех этих мер. Но кто же в России может их отменить? Ведь они правоверно-социалистические, а вся Россия -- социалистична?
Меньшевики прежде могли с пеною у рта доказывать неблаговременность этих мер. Но как же они могут их отменить, когда они проведены в жизнь, вернее прокламированы, кем-то другим, раз все они стоят ведь и в их меньшевистской программе?
Как могут они устранить этот грандиозный конфликт между ясным требованием жизни и теорией, исповедуемой с почти религиозным воодушевлением?
Для таких действий, разрушающих как будто свой собственный идеал, требовались бы государственный гений и смелость, которые едва ли есть основание заподозрить у наших умеренно-социалистических партий. Ведь если бы эти качества у них были налицо, то как бы кучка большевиков могла захватить, вернее, вырвать власть у умеренных?
При всех этих условиях не может у всех социалистических партий не закопошиться потаенная мысль: а что, если бы явился такой человек или такие люди, которые силой против нас осуществили бы эту отмену? Ведь тогда у нас явится возможность сохранить лицо. Ведь мы в состоянии будем говорить, что в России социализм не осуществился не потому, что мы преждевременно взялись за его пропаганду и введение, а потому, что нам помешали довести дело до конца, что нас сразила грубая сила. Мы сохраним хотя за собою возможность и моральное право вновь подойти к народным массам тогда, когда к тому придет время.
Стоит, однако, такой -- увы, весьма, с партийной точки зрения, естественной, -- мысли зародиться, чтобы любой узурпатор оказался перед необходимостью справиться только с видимостью сопротивления, а не с действительным сопротивлением.
Но всякая реакция тупа и легко может случиться, что Россию этот узурпатор заведет в такие дебри дикости и обскурантизма, из которых нации уже не под силу будет более выбраться. И превратится она подлинно в Dungervolk для немцев и других.
Ведь не новой, насильственно навязанной власти понять, что нацию надо подготовлять к будущему социалистическому строю, что необходим непрерывный социальный прогресс, что только непрекращающаяся работа в этом направлении может оберечь нацию хотя в будущем от повторной попытки пойти за quasi-социалистами, которые ныне ее привели к позору и гибели, что источник этого позора именно в том и лежит, что самодержавие не хотело признавать неизбежности социальных перемен, их боялось и с подготовкой их боролось.
У узурпатора будет другая, более жгучая задача -- закрепить свое положение, и ради нее он легко может совсем забыть про исторические перспективы и задачи народа.
Всего этого Россия могла избегнуть.
Но все это нависло над ней почти с роковой неизбежностью только потому, что она захотела обогнать время.
И теперь вся политически мыслящая и рассуждающая Россия стоит перед неразрешимой задачей: как развязать проклятый узел, завязанный большевиками?
Удалить их теперь, после позорного мира, стоило бы ничтожных усилий.
Но кто возьмет справиться с их наследием?
Сбываются предсказания, которые делал Плеханов, да и все разумные люди. Большевики дотянули маятник влево до предела. Кто теперь его удержит от полета вправо? Где он остановится?
И таких богатырей не видно. Либо нет их, либо задача -- сверх человеческих сил.
Для социалистических партий она, во всяком случае, непосильна.
И вот вся Россия с трепетом и ужасом ждет...
Кто он?
Откуда он придет?
В какую бездну унижения, разочарования и страданий он нас еще ввергнет?
Или выведет на светлый путь?
Когда контрреволюции не было и в помине, когда ею можно было только пугать, как детей букой, с нею боролись и делали все, чтобы она стала реальностью.
Опросите себя, что еще можно сделать, чтобы помочь контрреволюции?
Чего не хватает, чтобы она пришла чуть не завтра?
Разве кандидата в Бонапарты... пока Вильгельм сам не выставил своей кандидатуры,
Кто не недоволен на Руси?
Впору вспоминать забытую песню Некрасова.
Похоже, что недоволен даже сам новый "правящий класс", ибо когда же счастье рождало ненависть? А ненависть в нем через край льется.
Брошено чудовищное обвинение: "буржуи" мечтают о приходе немцев.
И обвинителям не приходит в голову: какие ужасы надо было натворить, чтобы русская интеллигенция, с ее-то любовью к народу, с ее готовностью к самоотречению, "пожертвованию всех своих интересов, даже жизни, этому народу, могла додуматься до мечтаний об иноземном захвате России?
Люди не понимают, что в этом облыжном обвинении -- самое тягчайшее осуждение нынешним властителям России, что говорить о классовом интересе русского студенчества, русских ученых, писателей, даже большинства политиков, как Шингарев, Кокошкин и тысячи других, может или безумец, помешавшийся на немецких книжках, или лжец заведомый.
Ибо всякий человек разумный и честный знает, как русская интеллигенция десятилетия всю себя отдавала народу, никогда ничего от него не требовала, стыдилась своих преимуществ, без боя готова была их отдать.
И не за себя она болеет сейчас, а за простой народ, который книжники и фарисеи обманом заводят в самую глубину падения и рабства.
Свободное копирование
