К тому же большевики хорошо себе уяснили и другую крупную ошибку Временного правительства. Вероятно, тут сыграли свою роль американские впечатления. Ведь Смольный институт полон эмигрантов из Америки... Они поняли, что править без принуждения и без аппарата для принуждения, т. е. государственной полиции, нельзя. Поэтому они и начали свое губительное для России дело с формирования полиции.
Они могут десять раз называть свою красную гвардию красной, но от этого она не перестанет быть самой типичной государственной полицией.
Что из того, что она служит идеям социалистическим, а не абсолютистским и не защите частной собственности?
Ведь от этого она не перестает быть орудием для подчинения воле правительства всех не покоряющихся ему добровольно, т. е. именно тем, что называется во всем мире полицией.
Вслед за полицией пришел и весь остальной аппарат государственного принуждения -- цензура, тюрьма, ссылка, лишение граждан свободы передвижения, затыкание глотки несогласным, битье их по карманам, вплоть до вечной ultima ratio {Последний довод (лат.) -- Примеч. ред.} государственности -- до угрозы ослушникам смертью.
Всем этим аппаратом держалось самодержавие, держится им, или вернее угрозою его применения, всякая государственная власть вообще.
Так почему бы он изменил большевикам?
Чтобы захватить власть и удерживать ее, большевики с внешней стороны хорошо, умно обставили себя.
Гораздо лучше, чем печальной памяти Временное правительство.
И если их провал все-таки неизбежен, то это обусловливается не недостатком умения и желания властвовать над массами, а безжизненностью самой сущности их идеи.
Тем, что они -- социалисты, и притом смелые и последовательные.
Что мир идет к социализму -- это ясно.
Спорить с этим было бы неумно.
Слишком много грехов накопилось за капиталистическим строем, слишком много было страданий масс, слишком оскорбляет он чувство справедливости, чтобы человечество не чаяло в крушении капитализма пути к своему счастью.
Но бесспорно также и то, что для успеха попытки социалистического переворота требуются некоторые предварительные условия и сложная подготовка.
Бисмарк как-то выразился -- он хотел бы, чтобы в мире была отведена страна, которой не жалко для производства социалистического эксперимента в полном масштабе. Такой ужас постигнет ту страну, такие она перенесет испытания, что человечество после этого надолго будет излечено от всяких увлечений социализмом.
Большевики начали свой опыт социалистической революции в России при таких условиях, которые не только не дают шансов на успех, но, можно сказать, гарантируют лишний посмертный триумф гению Бисмарка.
Ведь в чем основа страданий России?
Только в колоссальном недопроизводстве.
Между тем социалистическая мысль если и поработала много в сфере вопросов распределения благ, то область вопросов созидания благ, вопросов развития производства ей была почти чужда или, во всяком случае, она не разработала их с тою же обстоятельностью.
Это в германских и вообще в европейских условиях понятно. Там к моменту, когда можно стало говорить о практическом воплощении социалистических идей, капитализм успел уже слишком многое создать. Социализму было над чем оперировать. Практической задачей ближайшего будущего было отыскание способов наилучшего использования существующего. Вопросы промышленного творчества, создания новых производств при социалистическом строе -- все это заботы более отдаленного времени.
Для России же это -- все.
Какая может быть речь о созидания ее благополучия и счастья на основе перераспределения благ, когда во всю русскую промышленность и торговлю вложено, в акционерной форме, едва пять миллиардов, все русские банки вместе взятые имеют лишь немножко более одного миллиарда основных капиталов, когда русская железнодорожная сеть стоит менее девяти миллиардов рублей, когда, наконец, все русское национальное богатство расценивается в сумме не свыше 120 миллиардов рублей?
Свободное копирование
