На первой неделе Великого Поста мы с ним вернулись в Москву.
Мизерной, неприбранной показалась мне тогда Москва, так же, как и весь строй жизни, особенно на Собачьей Площадке и в доме дьякона Гробова, близь Успенья на Могильцах! Даже Челюсткины... Нет, их я не разлюбила. Но, как дерево, внезапно пересаженное в другую почву, я болела душой и ужасно тосковала о П-бурге.
В воскресение на 1-й неделе, 1-го марта, мы с Сесиль Ширковой поехали в концерт в Дворянском Собрании; уже не помню, кого мы слушали, скромно устроившись на хорах, как раз против 1-х рядов. И вот помнится, уже во 2-й половине концерта, вызвали из 1-го ряда ген.-губернатора, рядом сидевшего ген. Духовского (жена его Вава была большой приятельницей Сесиль, и пользовалась также и моей симпатией), некоторых других. Но концерт продолжался, и только во время разъезда московская публика впервые узнала о страшной катастрофе 1-го марта. Так поздно! Мы ехали домой с Сесиль в санках, почти в полночь... и в Москве было тихо, тихо. Извозчик от нас 1-х узнал... Мне это всегда было непонятно, когда в Вязовке у нас узнали об этом еще днем 1-го марта.
Затем ставлю точки и точки... Переживать то смутное тревожное время было очень тяжело.
Сколько раз, возвращаясь с тетей Козен с прогулки на ее розовых конях {Рыжие особенного оттенка.}, мы проезжали именно этим местом Екатерининского канала...
Но мы прожили еще в Москве до конца сезона, провели вместе с Оленькой и Лелей Пасху и тогда только собрались с тетей в Губаревку, а Леля переехал к тете Лизе, которая очень уютно устроила его у себя. Но так как найденный дневник мой кончился поездкой в П-бург, то никаких подробностей о времени конца зимы 81 г. не имеется. Семейная переписка тоже исчезла, и только 7 писем Лели восстанавливают немного этот канувший в лету период его жизни.
В письме от 27-го апреля он писал тете об Оленьке, продолжавшей томиться и скучать в Чернявском.
"Можно, полагаю, надеяться на ее переход в III кл.,-- заключал он. -- Я привез ей нечто сладенькое и оставил деньгами 15 коп. на случай голода".
Писал он и об обычных своих посещениях к Михалевским, Челюсткиным и Ширковым. "Они (Ширковы) уезжают в четверг. Звали еще в середу -- ужасно скучно, все хотят катать меня в карете {Кареты Леля совсем не выносил: его укачивало.}, будто я Москвы не видел. В субботу вечером домой пришел в 11 1/2, был у Фортунатова, вчера наконец у Стороженко и познакомился с его женой -- очень интересной дамой".