Лучший гнойный хирург

Лучший гнойный хирург

Такой титул, конечно же, неофициальный, я присвоил в далекие 70-е годы своему коллеге и земляку с нижнего Амура Лёне Жесткову.  А прав я  или нет, судить вам, дорогие читатели.

Но расскажу обо всем по порядку. После демобилизации из рядов Военно-морского флота в 1974 году я стал работать врачом-рентгенологом в городской больнице № 11 города Хабаровска.  Пройдя первичную специализацию, я  работал в рентгенкабинете стационара. Как самый молодой,  и к тому же самый нуждающийся в деньгах, я  заменял уходящих в отпуск врачей-рентгенологов  из поликлиник.  И, как-то работая в рентгенкабинете поликлиники № 2, при интерпретации рентгеновского снимка не во всем разобрался и решил переговорить с хирургом, который направил пациента к нам в кабинет.  Взял снимок и пошел к хирургу. Там увидел совсем молодого и очень симпатичного врача. Мы познакомились. Это был Лёня Жестков, как и я, начинающий врач, только по  другой специальности.  Чтобы не отвлекать его от процедуры, которой он занимался, стал смотреть, что он делает,  и слушать некоторые его пояснения. Оказалось, он занимался лечением больного с панарицием, т.е. с воспалением ногтевой фаланги одного из пальцев на руке.  Лёня наложил жгут у основания пальца и ретроградно ввёл в мягкие ткани  лекарства.  Эта методика была мне знакома по институту, но  была довольно хлопотной и длительной, не всегда давала эффект, и поэтому многие хирурги не заморачивались, предпочитая просто ампутировать фалангу. Конечно, палец не нога или рука, оперция не такая уж калечащая,  но если есть шанс сохранить палец целым, почему не попробовать? И вот Лёня таким образом  лечил своих пациентов. И в большинстве своем они избавлялись от болячки и сохраняли целыми свои пальцы.

Потом выяснилось, что он меня знает по институту.  Как и я, родился в поселке на нижнем Амуре под названием Колчан, где был такой же золотодобывающий прииск, как и на моей малой родне  Херпучах.  Будучи чуть младше меня по возрасту,  он слышал обо мне от своих младших сестер, которые учились в Херпучинской школе и жили в интернате.

Через какое-то время в разговоре со своим родственником, который работал военным представителем на судостроительном заводе, я узнал, что его коллега по работе никак не может вылечить свой панариций в поликлинике по месту жительства.  Я рассказал ему о  Лёне, тем более что он работал в поликлинике, которая как раз обслуживает работников судостроительного  завода. Предложил родственнику направить своего коллегу  к нему на лечение.  Написал Лёне записку с просьбой принять на лечение с панарицием  коллегу моего родственника. Никакого нарушения в данном случае не было, каждый больной мог выбирать, где ему лучше лечиться. Или в территориальной поликлинике по месту жительства,  или в поликлинике по месту работы.  Коллега моего родственника попал на лечение к Лёне и в скором времени забыл, что у него был панариций.

Через какое-то  время Леня стал работать в стационаре, как раз в так называемом «гнойном» отделении. В больнице было два отделения – «чистое» и «гнойное».  В первом лечились пациенты с язвами или раком желудочно-кишечного тракта, холециститами, варикозно-расширенными венами и другими заболеваниями, требующими хирургического лечения. А вот в «гнойном» отделении лечились больные с остеомиелитами, флегмонами, абсцессами, различными нагноительными процессами.  И в это отделение поступил очень тяжелый, и как многие считали, бесперспективный больной.  Ему на работе придавило лифтом живот,  были множественные размозжения не только мышц передней брюшной стенки, но и внутренних органов, в том числе кишечника.  Больного экстренно прооперировали, что можно, было удалено, ушиты раны в кишечнике, брюшная полость дренирована во многих местах.  Но в кишечнике очень агрессивная  среда, различные ферменты, бактерии, которые вызвали воспаление всего кишечника и сдачу швов, наложенных на кишку. В брюшную полость  стало поступать кишечное содержимое, это поддерживало в ней перитонит.  Началось  воспаление передней брюшной  стенки. Лечением этого больного начал заниматься Лёня. Он уделял этому пациенту львиную долю своего рабочего времени,  по два-три раза в день делал перевязки,  всякие промывания кишечника и брюшной полости, другие процедуры. Применял все новые мази и  лекарства, о которых вычитал в  специальной  литературе.  Подобрал для пациента специальную диету, и по ней   стала готовить пищу  его мать,  ежедневно бывая в палате с сыном. Молодой организм парня, уход за ним матери и усилия врача дали результат.  Парень через год выписался из больницы. И хотя передняя брюшная стенка представляла сплошной рубец и была такая тонкая, как папиросная бумага, но парень жил и вполне полноценной жизнью. Даже женился,  у молодых появился ребенок. Вы бы видели, как тепло и сам больной, и его мать, а потом и жена пациента благодарили Лёню за его самоотверженность и терпение, квалифицированную помощь при лечении этого так называемого бесперспективного больного.

Все это происходило у меня на глазах, потому что мать этого пациента была хорошей знакомой нашей сотрудницы. Приезжая издалека с приготовленной  для сына едой, разогревала её в нашем кабинете, и постоянно рассказывала, как проходит лечение.  И мы все тоже удивлялись и восхищались  умением  Лёни лечить такого тяжелого больного. Естественно, все это было оценено не только пациентом и его матерью, но всем коллективом хирургической клиники. Именно тогда я и дал ему этот титул, во многом шутливый, но в котором была огромная доля правды.

Потом настала моя очередь обратиться к Лёне за помощью.  У меня образовался камень в почке, который спустился в мочеточник и закупорил его. Пришлось делать операцию.  Она прошла вполне нормально, но потом образовался свищ, по которому из почки выделялось гнойное содержимое. Меня долго и безуспешно лечили инъекциями пенициллина,  так что от уколов  мои ягодицы стали как камень. Эффекта от лечения в урологическом отделении городской больницы № 10 не было,  и я настоял на выписке.  Поехал к Лёне за советом. Он взял на анализ содержимое из свища, при бактериологическом исследовании которого выявилась синегнойная палочка, на неё пенициллин не действует. Все стало на свои места. Назначенное  Лёней лечение антибиотиком, наиболее  эффективным   при данной инфекции,  дало эффект,  через неделю от свища остался только небольшой рубец.   И я  снова убедился в том, что Леня в лечении больных с нагноениями придерживается выбранного им еще в начале своей карьеры метода, при котором учитывается все, в том числе и состояние микрофлоры. И не чурается местного противовоспалительного лечения, что очень важно при некоторых нагноительных процессах, все перевязки проводит сам. А многие врачи перепоручают перевязки медицинским сестрам.

Потом я узнал, что с моей родственницей случилось несчастье.  Работая на даче, она неудачно упала на торчащий из земли кусок арматуры, который попал ей в промежность. Её экстренно прооперировали в хирургическом  отделении  городской больницы № 3, ушили повреждения, но лечение этой зоны очень сложное из-за близкого расположения органов выделения.  Через которые, как вы сами понимаете, выделяются шлаки  организма. Началось нагноение,  и все могло закончиться в лучшем случае гнойным парапроктитом.  Я встретился с родственницей, её лечащим врачом и уговорил того перевести больную в хирургическую клинику нашей больницы.  А там посодействовал тому, чтобы родственница попала в палату к Лёне.

Началось лечение.  Лёня, как обычно, много возился с пациенткой, делал всевозможные перевязки, вставлял турунды с антибиотиками, что-то вскрывал, зашивал, часами занимая перевязочную.  Делал бактериологические анализы, исходя из их результатов,  назначал самые эффективные лекарства.  Далеко не сразу, но гнойный процесс в малом тазу был побежден,  и родственница была выписана домой. Она очень благодарила Лёню за его труд, за усилия, которые он предпринимал, чтобы вылечить её.  И она открыла мне глаза на работу моего земляка.  Рассказала, что он много часов проводил в их палате, где лежало несколько женщин.  Рассказывал все об их болезнях , какое лечение назначает и почему, много говорил и о возможных осложнениях и вообще о медицине. Все женщины в палате были влюблены в своего доктора.  И не только в этой палате, а во всех, которые вел Жестков.

К этому времени я был уже парторгом больницы и рассказ моей родственницы заставил о многом задуматься.  Я заинтересовался, кто из лечащих врачей проводит много времени в своих палатах, беседуя со своими больными.  В общем,  это было правильно, так требовали всякие наставления и приказы. Это лучше, чем сидеть в ординаторской и,  написав дневники в истории болезни,  потом гонять чаи и вести разговоры, часто не касающиеся медицины.  И оказалось, что так поступают всего  два человека. Ассистент кафедры хирургии Комарова и врач-терапевт Уриевская, обоих можно отнести к  ветеранам.  Я поднял этот вопрос на уровне главного врача и начмеда, были проверки,  совещания, после которых наблюдался кратковременный эффект и врачи стационара стали больше беседовать с больными. Но потом все стало на свои места. И лишь три человека в нашей больнице проводили львиную доля своего рабочего времени рядом с больными в палатах. И одним из них был Леонид Жестков, лучший "гнойный" хирург Хабаровска.

В дальнейшем Лёня стал заведовать  первым, "чистым" хирургическим отделением, врачом высшей квалификационной категории, классным оперирующим хирургом. Он уже не занимался гнойной хирургией, но всегда мог дать дельный совет, как лечить пациентов с такой патологией.