Первый рабочий день
Сегодня у меня первый день работы после окончания курсов первичной специализации. Волнуюсь – как пройдет этот день не за спиной моей заведующей отделением, а уже как врача, самостоятельно отвечающего за каждого написанное мной слово в истории болезни. Хотя я уже не пацан, только вчера закончивший институт. Все же позади три года службы на подводной лодке в должности врача, вернее – начальника медицинской службы в/ч, как написано в военном билете, который заменял все три года службы паспорт. Сейчас новый паспорт у меня в кармане, как и удостоверение об окончании 4-х месячных курсов первичной специализации. Надо будет не забыть захватить с собой, чтобы кадровик внес соответствующую запись в документы. Теперь я настоящий врач-рентгенолог.
Автобус в тот район города, в котором расположена городская больница, где мне предстоит работать, ходит нерегулярно. На его пути есть железнодорожный переезд, который часто закрывают, когда проходят поезда. А они ходят часто, как-никак Транссибирская магистраль. Поэтому решаю ехать на трамвае. Они ходят регулярно, правда, от ближайшей остановки до больницы минут 20 хода пешком. Ничего, я еще молодой, дойду. Да и погода вроде как ничего. По радио сказали, что всего минус 28 градусов. А что вы хотели, январь.
Поэтому встаю пораньше. На работе надо быть к 8 часам, минут 30 езды на трамвае, плюс 20 минут пешком, плюс надо оставить время на ожидание транспорта, так что встаю в 6 утра. На улице темно, лишь одинокие фонари на столбах освещают дорогу. Побрившись и умывшись, позавтракал самостоятельно. Решил не будить жену, она ночью плохо спала, маленькая дочурка что-то всю ночь беспокоилась, приходилось вставать и убаюкивать. Да и я просыпался, конечно. Но вроде как выспался, тем более что вчера лег спать пораньше.
Выхожу из дома. На улице морозец ощущается, начинает щипать щеки и нос. Нос вообще у меня быстрее всего замерзает на морозе. Очки сдавливают переносицу и нос быстрее мерзнет. Но не отвалится, я думаю. Тем более что до остановки трамвая идти недалеко. А вон и трамвай показался. Надо занять правильное место, чтобы оказаться прямо перед дверями. Народу на остановке много, так что придется потолкать. И вот я в трамвае. Тесновато, что тут скажешь. Но зато теплее, хотя наши трамваи практически не отапливаются. Лишь под несколькими сиденьями в салоне есть чуть теплые электрические батареи.
Проталкиваюсь в середину вагона. Ехать мне далеко, а в середине нет такой давки, как в конце вагона. Нахожу свободный поручень и хватаюсь за него рукой. Впрочем, в такой тесноте не упадешь, даже если потеряешь равновесие. Но впереди почти полчаса езды и можно чуть расслабиться. Вдруг кто-то начинает мне дышать в ухо и явно с нехорошими намерениями. Оглядываюсь и вижу улыбающуюся физиономию врача из нашей больницы. Юрка, анестезиолог, живет через остановку после моей. Тоже едет на работу. Вдвоем скоротать время быстрее. Даю ему возможность пристроиться рядом со мной и мы начинаем неспешный разговор. Естественно, о прошедших новогодних праздниках. Сегодня же второе января. Юрка спрашивает, как долго я смотрел «Новогодний огонек» и хвалится, что лег спать в 5 часов утра в новогоднюю ночь. Я не могу похвастать, все же лег спать часа в 2 ночи, но решил прибавить еще часик, чтобы уж не совсем упасть в глазах коллеги. Потом мы вспоминанием вчерашний концерт «Песня года». Так незаметно за разговорами прибываем к нужной нам остановке. Потолкавшись, выбираемся из трамвая.
Впереди 20 минут ходьбы в приличном темпе. За разговорами и этот путь показался недлинным, хотя мороз все равно стал щипать щеки и нос мерз. Но вот впереди четырехэтажное здание больницы. На фоне двухэтажных старых зданий микрорайона высится громадой. Зайдя в здание, расходимся. Юрке направо, мне налево. Высвобождаю в тепле руку из рукава и вижу, что на часах 7-35. Хорошо добрались, есть время приготовиться к работе. Чтобы не оказаться у закрытой двери своего кабинета, решаю зайти в кабинет на первом этаже, где должен был дежурный лаборант. Так и есть, сидит за столом и подписывает сделанные за ночь рентгенограммы. Она показывает, где взять ключ от кабинета на втором этаже, я пришел первым и, как она заметила, очень рано. Но ей, живущей недалеко от больницы, не понять, как это ездить на работу на городском транспорте, да еще после новогодних праздников. Перекинувшись с ней парой слов, я поднимаюсь в кабинет на второй этаж. Навстречу и догоняя меня спешит персонал больницы. Кто в белом халате, а кто и зимнем пальто. Утро, начало работы, что вы хотите. Все больницы в мире имеют такой же напряженное начало рабочего дня.
Открываю кабинет и вхожу. Сразу вешаю ключ на условное место, чтобы не забыть в верхней одежде. Меня сразу предупредили, чтобы так делал. А то бывали случаи, когда кое-кто увозил ключ домой и закрыть кабинет было невозможно. И хотя в нем воровать было нечего, но все равно неприятно. Кабинет на этаже в лечебном отделении и кто там только не лежит. Особенно в больнице, обслуживающей жителей огромного промышленного района города. Где взять халат, искать не надо. Вон он висит, белый, постиранный и наглаженный, с моими инициалами, на вешалке в кабинете врача. Еще в первый месяц моей работы, пока еще в качестве стажера, мне его вручили в торжественной обстановке. Меня и еще нескольких человек, недавно принятых на работу, врачей, медсестер и санитарок, пригласили на заседание Совета Наставников. На этом заседании нас ознакомили с больницей, с традициями славного коллектива, неоднократного победителя социалистического соревнования среди больниц города. И потом председатель Совета Наставников, пожилая и очень уважаемая в больнице врач, длительное время возглавлявшая больницу, по возрасту вышедшая на пенсию, пригласила меня к столу и попросила рассказать о себе. Потом мне вручили белый халат, цветок гвоздики и представили мне моего наставника. Конечно, ею была моя заведующая отделением, которая очень радушно меня приняла с первых минут работы и уже немало наставила за то время, пока я не ушел на учебу. Так же получили свои халаты и все другие приглашенные на это заседание недавно принятые на работу сотрудники больницы.
Постепенно стали появляться сотрудники нашего отделения. Первой пришла старший рентгенлаборант. Старший не по возрасту, а по должности. Она не только выполняла всю работу лаборанта, помощника врача при рентгеноскопии, потом по направлению врачей-рентгенологов делала рентгеновские снимки, но и составляла графики дежурств, вела табель рабочего времени, а также получала из аптеки рентгеновскую пленку, химреактивы, мягкий инвентарь , спирт и все ставила на учет. Была материально ответственной в нашем отделении. Она очень тепло поздоровалась со мной и расспросила о моей учебе. Потом пришла санитарка, средних лет женщина, дородная и очень добрая. Она сразу после моего появления стала относиться ко мне как к сыну, очень заботливо.
Последней пришла моя заведующая. Средних лет женщина, которая имела очень большой авторитет среди сотрудников больницы и всех рентгенологов города. Грамотная и опытная, она весьма хорошо разбиралась в вопросах рентгенодиагностики и к ней часто обращались даже профессора клинических кафедр медицинского института, базирующихся в нашей больнице. Мой наставник в той профессии, которую я выбрал.
Стал я рентгенологом совершенно случайно. Еще учась в институте, я не знал, каким специалистом буду. Быть клиницистом, т.е. лечащим врачом меня не очень прельщало. Многие мои однокурсники, мечтали стал анестезиологами-реаниматологами. Интересная, но очень ответственная профессия. Но там надо было уметь слушать тоны сердца, хрипы в легких, а это у меня не очень получалось. Поэтому я стал задумываться о профессии врача-диагноста. А такими в ту пору были лишь врачи-рентгенологи. Ни эндоскопии, ни ультразвуковых исследований не было. В рентгенологи попасть было трудно. Доплаты за вредность и пенсия для мужчин в 50, а для женщин в 45 лет влекли в эту профессию евреев. Они-то и занимали большинство должностей. Главным рентгенологом края в ту пору был еврей Профессор. К нему-то я и подошел перед демобилизацией с просьбой посодействовать в трудоустройстве. Подошел в военной форме, бравый старший лейтенант медицинской службы. Вместе с ним мы пошли к главному врачу краевой больницы и тот пообещал взять меня на работу, предоставив первичную специализацию.
Но когда после увольнения в запас я подошел к Профессору, он извинился и сказал, что вакантная должность врача в краевой больнице занята. Как я потом узнал, на эту должность устроилась его невестка, моя однокурсница. Они с мужем три года прожили на Украине, что-то им там не понравилось. Невестка по специальности была врачом-гинекологом. Но ей это не нравилось и свекор решил сделать её рентгенологом и взял на то место, которое обещал мне. Но к тому времени всех перипетий этого я не знал, поэтому согласился на его предложение работать в городской больнице, куда он позвонил и где есть вакантная должность. Но для этого надо было туда поехать, переговорить с заведующим рентгеновским отделением и главным врачом больницы. Так вместо краевой больницы в центре города я оказался «у черта на куличках», на окраине города, в городской больнице.
Еще не наступило 8 часов, но мы с моей заведующей оказались в процедурной рентгеновского кабинета. Так называется помещение, где установлен рентгеновский аппарат. Стены этого помещения, потолки и пол отделаны специальным раствором барита, который уменьшает дозу излучения от рентгеновского аппарата. Там было темно, горели только две небольших фонаря – один над столом и второй над кушеткой, где должны были раздеваться пациенты. Свет их был не яркий, это были так называемые неактиничные фонари специально для рентгеновских кабинетов. Мы начали готовиться к проведению рентгеноскопии. Что это за исследование? В рентгеновском аппарате имеется флюоресцирующий экран, который светится под рентгеновским излучением. Видеть это излучение можно лишь в полной темноте. В глазу человека (и не только его) имеются так называемые палочки и колбочки. Одни позволяют видеть человеку на свету, другие – в темноте. Причем у человека чувствительных элементов для зрения на свету в 5 раз больше, чем для сумеречного зрения. У некоторых животных, ведущий ночной образ жизни, это соотношение другое. Но человек видит на свету в 5 раз лучше, чем в темноте. Да чтобы начать видеть в темноте, надо определенное время так называемой адаптации – примерно 10-15 минут.
Поэтому врач-рентгенолог, собирающийся провести исследование с помощью метода рентгеноскопии, должен не менее 15 минут провести в темноте, лишь потом он начинает хорошо видеть изображение на экране своего аппарата. Вот с этого и началась моя работа – с адаптации. Сегодня я сидел не сбоку стола, как это было четыре месяца назад, когда я пришел на работу. А в центре, и передо мной лежала стопка историй болезней пациентов, которые были назначены на исследования желудка и кишечника. Их приглашали с самого утра, потому что они сегодня не должны были завтракать. Посмотрев истории болезни и узнав, почему лечащий врач назначил их на рентген. желудка, я обсудил прочитанное со своей заведующей. И предложил лаборанту вызвать первого пациента из коридора.
И вот первый мой пациент зашел в кабинет. Он со света ничего не видел, поэтому санитарка подвела его к кушетке и предложила раздеться до пояса. Потом поставила его, продолжающего ничего не видеть, в аппарат между так называемой декой стола и экраном. Дает ему выпить глоток сернокислого бария, который виден на экране и контрастирует внутреннюю поверхность желудка. Перед этим я узнал его фамилия и освежил в памяти ранее прочитанное, взглянув на историю болезни. Иванов Петр Сидорович – мой первый самостоятельно осмотренный пациент.
Усаживаюсь на вертящийся стульчик за защитной невысокой ширмой, сделанной из материала, ослабляющего рентгеновское излучение и на правую руку одеваю тяжелую и негнущуюся перчатку из просвинцованой резины. А левой рукой включаю аппарат и подвожу экран к животу. Для этого надо поднять пациента на определенную высоту. Уже контрастированный желудок позволяет не ошибиться. Моя заведующая занимает место за моей спиной. Именно так я стоял за ней 4 месяца назад. Сегодня она хочет увидеть, чему я научился за 4 месяца учебы и подсказать, если что пойдет не так. Правой рукой в просвинцованной перчатке я стал разминать желудок через переднюю брюшную стенку, позволяя первой порции контрастного вещества обмазывать слизистую желудка. Вспомнил о рекомендациях своей наставницы делать серию прицельных снимков именно после обмазывания слизистой желудка и попросил лаборанта принести мне несколько кассет с рентгеновской пленкой. Чтобы лаборант не облучилась и не засветилась пленка в кассете, выключил рентгеновский аппарат. Пока все делал так, как нужно.
Сделав несколько прицельных снимков слизистой различных отделов желудка, попросил пациента отпить глоток из стакана, который ему дала санитарка. Глоток бария прошел по глотке, пищеводу и стал поступать в желудок. Никаких препятствий для прохождения контраста я не заметил. Кардия, это жом между пищеводом и желудком, функционировала как положено. Потом пациент допил весь стакан бария и я сделал еще несколько снимков туго заполненного контрастным веществом желудка в двух проекциях – спереди и сбоку. Глазом никаких выпячиваний или наоборот, вдавлений в контуре желудка я не заметил. Потом проследил, как контраст стал поступать в 12-перстную кишку через привратник, такой же мышечный жом между желудком и кишечником, начальный отдел которого называется 12-перстная кишка. Вроде все как обычно, никакой патологии глазом я не увидел. Сделал еще пару снимков этого отдела и на этом закончил исследование. Опустил пациента на уровень пола. К этому времени он уже хорошо адаптировался и различал все предметы в кабинете. Поэтому без труда нашел кушетку и свою одежду. Оделся и вышел их кабинета, сказав «Спасибо, доктор».
Потом я несколько минут писал историю болезни, делая акцент на увиденном. Моя заведующая смотрела на мои каракули и попросила постараться писать поразборчивее. Никаких замечаний мне по осмотру моего первого пациента не сделала и вышла из кабинета, сказав, что если что, пусть её позовет санитарка, она будет на планерке в ординаторской хирургического отделения. Старший лаборант поздравила меня с первым пациентом и сказала, что у меня все получилось не хуже, чем у заведующей. Конечно, этим она просто старалась подбодрить меня, все же таких навыков осмотра больных, как у моей наставницы, у меня не было.
Уже более уверенно я посмотрел еще два желудка, но и как у первого, ничего глазом не увидел. Сделал так же нужное количество снимков и теперь вся надежда на них. Очень хотелось найти какую-то патологию уже в первый день. Конечно, для пациента это не есть хорошо, но ведь если у человека есть жалобы, что-то может и обнаружиться. Теперь надо было смотреть толстый кишечник, делать так называемую ирригоскопию. Для меня это тоже была первая самостоятельная процедура. Вначале лаборант привела аппарат в горизонтальное положение, а санитарка завела из коридора больного. Поинтересовалась, захватил ли он простынь. Больной дал ей простынь и она расстелила её на деку стола и попросила пациента лечь на простынь на левый бок, повернувшись к ней пятой точкой. В это время лаборант помогала мне надеть на себя тяжеленный просвинцованный фартук . Санитарка вставила в задний проход канюлю от клизмы и тоже одела просвинцованный фартук. Начинаем. Санитарка качает грушу и контрастная масса начинает заполнять толстую кишку ретроградно, т.е. против естественного прохождения кала. Я прошу повернуться пациента то на один бок, то на другой, чтобы контраст равномерно заполнил все отделы кишки. Потом после заполнения всей кишки сделал несколько снимков и на этом процедура закончилась. Для меня. А вот для пациента началось самое тяжелое – попытаться добежать до туалета и не опорожнить толстую кишку от контрастной массы. Часто бывало и такое, что весь путь пациента от рентгенаппарата до туалета можно было проследить по струйке вытекающей из прямой кишки контрастной массы. На этот раз обошлось.
Разоблачившись от тяжеленного фартука, я продолжить рентгеноскопию. На этот раз надо было смотреть грудную клетку. Обращаю внимание на прозрачность обоих легочных полей, ширину корней легких, наличие каких-то затемнений в легких, как двигается диафрагма. Пока ничего не нахожу. Наконец-то у одного больного вижу интенсивное затемнение части легкого. Поворачиваю в разные стороны и определяю локализацию патологии в средней доле правого легкого. Даю указание лаборанту, не отпуская больного из кабинета, сделать ему рентгенограммы в двух проекциях. Пока делался снимок, я вышел из процедурной в такое же темное помещение фотолаборатории и попросил налить мне выпить воды. Натаскавшись тяжеленного фартука, я вспотел, тем более что вентиляция в кабинете не работала. Вернувшись в процедурную, увидел свою заведующую отделением, которая пришла с планерки у хирургов и стала адаптироваться. Она сказала, что сейчас должны привезти больного из реанимации и надо поискать у него какую-то патологию в легких. Я посмотрел еще несколько грудных клеток и минут через 10-15 привезли на каталке больного из реанимации.
И вдруг в кабинет зашел профессор-хирург. Это именно он оперировал этого больного и теперь хотел своими глазами увидеть, что там у него, почему состояние не улучшается. Мы с ним уже не раз виделись, он знал, что я новый сотрудник рентгеновского кабинета и будучи очень интеллигентным человеком, поздравил меня с первым днем работы в больнице. Несколько минут он адаптировался и мы все вместе обсуждали больного и выслушивали предположения профессора, что у того могло бы быть. Наконец, хирург стал видеть в темноте и мы осторожно переместили больного с каталки на деку стола и подняли его в вертикальное положение. Санитарку одели в фартук и поставили рядом, чтобы придерживала больного. Стали в шесть глаз смотреть и увидели, что диафрагма малоподвижна, что в плевральной полости есть небольшое количество жидкости. Ничего другого мы не увидели, но прямо за экраном сделали несколько прицельных снимков мест, которые нам показались подозрительными. Профессор ушел, больного увезли на каталке в реанимационную палату, а мы продолжили делать исследования в темноте. На этот раз смотрела желудки у пациентов моя заведующая, а я стоял за её спиной, слушая её пояснения и стараясь увидеть что-то на слабо флюоресцирующем экране.
Потом появились в СССР аппараты с УРИ (усилителем рентгеновского изображения), которые позволяли видеть рентгеновское изображение на телевизионном экране, не затемняя кабинет и не получая такую дозу облучения, как раньше. Но пока такие современные аппараты были в основном в ведущих клиниках Москвы, Ленинграда, импортные и дорогие. Я впервые увидел такой аппарат в Москве, в отделении 4-го Главного управления Минздрава СССР, которое обслуживало работников ЦК КПСС и Совета Министров СССР. До нашей больницы такие аппараты дойдут намного позднее, отечественные и не очень хорошего качества. Это как сравнивать отечественный цветной телевизор и импортный.
Потом вернулся пациент, которому мы делали контрастную клизму. Его снова положили на деку рентгеновского аппарата и раздули толстую кишку воздухом. Получилось так называемое двойное контрастирование. Я сделал несколько снимков в разных проекциях и отпустил пациента в палату. Так он и пошел, периодически выпуская газ из прямой кишки. А что делать, сразу весь нагнетенный воздух не выходит. Были посмотрены все пациенты, которым были назначена рентгеноскопия легких. И наконец, почти через три часа, как был затемнен рентгеновский кабинет, я вышел на свет. Светило солнце, недавно выпавший снег искрился под его лучами.
Появилась возможность чуть передохнуть. Но тут пришла ассистент кафедры терапии медицинского института и пригласила нас на профессорский обход со снимками пациента, не совсем ясного в диагностическом плане. Найдя в своем архиве нужные рентгенограммы, мы с заведующей пошли на обход. Но хотя он так назывался, на самом деле никакого обхода не было. В большом кабинете заведующего кафедрой профессора сидело несколько врачей и они вели разговор об одном из больных в терапевтическом отделении больницы. Лечащий врач доложил историю болезни, потом был приглашен сам больной, его посмотрел профессор и другие врачи. После того, как они задали больному уточняющие вопрос, он был отпущен в палату. А все стали обсуждать увиденное и услышанное. Предоставили слово и нам. Заведующая поставила на экран висящего на стене кабинета негатоскопа принесенные нами рентгенограммы и дала квалифицированное объяснение увиденной нами картины и высказала свое заключение. Потом профессор сделал свое заключение по диагнозу больного и назначил адекватное лечение.
Мы вернулись в кабинет после обхода. К этому времени все сделанные мной во время исследования желудков и кишечника снимки были проявлены и высушены. Я приступил к их внимательному изучению. На серии снимков у одного пациента я увидел стойкое контрастное пятно в одном и том же месте. Естественно, что увидеть его в темноте сумеречным зрением я был не в состоянии. Показав снимки своей заведующей, которая, как и я, заподозрила небольшую язву желудка по малой кривизне, я уже с облегчением оформил протокол исследования и в заключении высказался в пользу наличия у больного язвы желудка. Моя заведующая похвалила меня за внимательность и поздравила с почином. И еще раз напомнила о важности делать серии снимков при рентгеноскопии желудка. Другой патологии у пациентов, которым я проводил исследования за экраном, не выявлено. В том числе и у больного на ирригоскопии.
Потом нам принесли снимки различных органов и систем, которые были сделаны лаборантом уже без нас, врачей, по нашим указаниям. Наша работа продолжилась. Мне хотелось увидеть как можно больше патологии, поэтому я смотрел и те рентгенограммы, которые мне были положены на стол, и те, что описывала мой наставник. В результате мой рабочий день продолжился дольше, чем шесть часов. А уж патологии в нашей больнице было очень много. Большой район города с множеством промышленных предприятий и очень высокой заболеваемостью раком и язвами желудка, раком и воспалительными заболеваниями легких и другой самой разнообразной патологией. Так что только набивай глаз и набирайся опыта. Потом я еще сходил в отдел кадров и показал там моё удостоверение о получении специальности врача-рентгенолога.
Закончился мой первый рабочий день в больнице. Я вышел на улицу. Идти пешком до трамвая не было ни сил, ни желания. Поэтому я дождался, когда появится автобус и сел в него. Народу в нем было не так много. Все же наша больница находилась довольно далеко от жилых микрорайонов, в зоне промышленной застройки. А рабочий день на заводах еще не закончился. Было свободное место, на которое я сел и задумался. И о своей профессии и о будущей жизни. Ведь мне всего 27 лет и впереди вся сознательная жизнь. По крайней мере, большая её часть. Что мне пришло в голову в автобусе.
Работа рентгенолога очень творческая и предусматривает наличие воображения. Ведь на рентгенограмме человек предстает в виде плоскостного изображения, а надо представить его объемным, как он есть. У меня такая способность есть. Но для наглядности я решил сделать модели сердца, легких и живота из пластилина разных цветов, которые видел в некоторых продвинутых школах и в институте как пособия по анатомии – скелеты человека и фигуры без кожи в полный человеческий рост. Изготовлялись они в заводских условиях и из пластмассы. Вот примерно так я решил сделать, только в уменьшенном виде и из пластилина. И сам буду пользоваться, чтобы уточнить локализацию процесса, и другим это поможет в работе. Даже терапевтам, не только рентгенологам. Все это должно способствовало развитию мышления.
Довольно сложными были следующие методы исследования - ирригоскопия (исследование толстой кишки), дуоденография (исследование 12-перстной кишки), холецистография (исследование желчного пузыря), бронхография (исследование трахеи и бронхов) и некоторые другие исследования, которые позволяли ставить диагноз в начальных стадиях заболеваний. Со всеми этими исследованиями я был знаком, знал, как их выполнять. Но теперь мне надо совершенствовать те первичные знания, что я получил на курсах специализации.
В рентгеновских кабинетах больницы стояли очень старые, если не сказать допотопные, аппараты УРД-110 и АРД-2, дающие очень большое рентгеновское излучение и не имеющие хороших средств защиты. А приходится смотреть очень много больных с помощью рентгеноскопии, т.е. прямо под лучом излучения аппарата. Нормой считалось проведение за рабочую смену исследований 5 желудков и от 50 до 80 исследований грудной клетки. Все это я понял уже в первый день работы. Надо будет строго соблюдать технику безопасности, чтобы не получать лишнее облучение.
Так в раздумьях я не заметил, как подъехал к знакомой остановке. Пора выходить. Скоро я буду дома. Но выходя из автобуса и шагая по улице к дому, я не знал, что по этому маршруту я буду добираться до работы долгих 12 лет, что стану заведующим рентгеновским отделением и у меня у самого будут наставляемые молодые врачи, недавно окончившие медицинский институт. Все это будет впереди. А пока я шел и вдыхал полной грудью свежий морозный воздух и наслаждался жизнью. И нос вроде как уже не мерз, хотя мороз если и стал чуть меньше, то не намного. Настроение у меня было хорошее. И потому, что закончился первый рабочий день, и потому, что я сделал самый первый шаг к овладению очень нужной для пациентов профессией врача-рентгенолога. И этот шал был вполне уверенный…
Свободное копирование
