В вагон сумели пронести ключи и пилки для кандалов и стали понемногу подыскивать охотников бежать из-под конвоя.
Нас увозили на дальний восток: впереди ждала другая жизнь... Какой-то новый этап открывала она: или каторга до конца дней, или, если удастся вырваться из когтей самодержавия, жизнь на свободе.
После долгих мытарств и хождений по мукам силы надорвались, и душа, как никогда, тосковала по воле.
Вспоминалась революционная работа в подполье, молодость, кипучесть. Милыми, невозвратными казались минувшие годы.
Составить группу для побега было довольно трудно: все друг друга мало знали. Было всего три человека, осужденных по политическому делу, и те с малыми сроками: рисковать, да еще зимой (был январь месяц), им не хотелось; от уголовных свои намерения мы скрывали. Так и доехали до Иркутска. Там в пересыльной тюрьме присоединились новые каторжане, осужденные за террористические выступления. Пошли обычные разговоры: кто гдесудился, за что судился и т. д. Мы оказались в центре внимания, так как туруханское дело было в достаточной мере известно всем.
Много разных предположений строили и по другим тюрьмам Сибири. Разговоры на тему о нашем восстании переходили из одной пересыльной в другую, и мы везде слышали о подробностях нашего похода.
Иркутская пересыльная тюрьма должна была служить последней остановкой в пути. За ней ждал Александровский централ, но вместо Александровского централа по распоряжению генерал-губернатора отправили нас за Байкал, в Горный Зерентуй. Неожиданно развернулась дальняя дорога. Партия подобралась, по всем видимостям, боевая, и снова создалась уверенность, что по пути в Горный Зерентуй мы сумеем бежать.
В вагоне стали присматриваться к арестантам и поговаривать о побеге.
Свободное копирование
