Глава четырнадцатая
СУД
Непроницаемой ночи
Мрак над страною висел...
Видел имеющий очи
И за отчизну болел.
Некрасов
Выехала из Иркутска специальная сессия военного окружного суда. По нашему делу было назначено три защитника; все три ничего хорошего не обещали. Говорили, не скрывая, что, судя по делу, мы должны быть казнены. Факты налицо и все улики против нас
Утром в день суда нам соблаговоли выдать верхнюю одежду и подкандальники. Выпустили в коридор к умывальнику помыть лицо. Выдали мыло и полотенца. Приведя в "христианский вид", вывели на тюремный двор. Нас окружили человек сорок конвоиров и столько же верховых казаков. Присоединился наряд полиции. Больного Аксельрода повезли на телеге, сопровождаемой двумя вооруженнымисолдатами. Впереди полиция и казаки разгоняли любопытную публику, так как по улице, какой мы следовали в суд, ходить жителям Красноярска не разрешалось. Возле здания суда волновалась огромная толпа народа, усиленно разгоняемая казаками, чтобы очистить для нас широкую дорогу. После того как прошли мы, стали пропускать и публику. Пускали по усмотрению администрации, по билетам. Проходила буржуазия, офицерство, жандармы, полиция и вообще чисто одетая публика; лиц пролетарского вида не пропускали.
Прибыли мы туда часов в девять утра. Только в одиннадцать началось "слушание дела чтением обвинительного акта. Председательствовал тот генерал, который приходил с Селивановым к нам в одиночки. В час дня об'явили перерыв. Повели обедать в отдельную комнату при суде, где ждал тюремный обед. Какая-то женщина из публики, держа большую корзину, просила начальника караула разрешить передать арестованным с'естные припасы. Получила отказ.
Пообедав, отправились снова на скамью подсудимых; там в три ряда стоял конвой. Томительно тянулось время, пока явились судьи. Раздалось наконец: "Встать! Суд идет!" Приподнялись, звеня кандалами. Председатель суда продолжал чтение обвинительного акта (нам разрешили присесть). Суд тянулся до восьми-девяти часов вечера. Затем отвели ужинать в ту же комнату, где обедали. После ужина, проходя мимо окон, видели, как казаки и полиция разгоняли огромную толпу от дверей суда. Снова слушали обвинительный акт и, озираясь по сторонам, видели в судебной церемонии ни больше ни меньше, как забавное театральное представление.
Закончилось чтение обвинительного акта. Началось судебное следствие.
Вызвали к допросу Иваницкого.
-- Вы признаете себя виновным? Вы намеренно, заранее согласованно с другими участвовали в вооруженном восстании в Туруханском крае. Вами с первого выступления в селе Осиновке тачались убийства должностных дат. Вы надеялись присоединить к себе остальных ссыльных, чтобы свергнуть существующую власть. Ссыльные в большинстве примкнуть отказались, и намеченная вами программа полностью осуществлена не была. Активно участвуя в бунте, вы совершили ряд убийств должностных лиц. Произвели ограбление казенного имущества и оружия, уничтожили государственные ценные бумаги туруханского городского управления. Вы обвиняетесь еще в расстреле портрета его императорского величества.
Были перечислены еще какие-то обвинения.
-- Нет, виновным себя не признаю. По существу вашего опроса могу сказать следующее: я примкнул к восставшим, чтобы не умереть голодной смертью в суровом краю. Я был сослан в административную ссылку на четыре года. Принадлежность моя к партии, стремящейся свергнуть существующий строй, установлена не была, и выходит, что меня не по праву сослали в тот край, куда ссылают доказанных политических преступников. Пособие в ссылке назначили пятнадцать рублей в месяц и выдавали его с большими перебоями. Заработать на хлеб абсолютно негде, и фактически идешь не в ссылку, а на медленную голодную смерть. Это и только это обстоятельство привело к восстанию ссыльных. Посему виновным себя не признаю. Во всем виновато туруханское чиновничество. Разве произошло бы то, за что мы сидим на скамье подсудимых, если бы нам жилось хоть сколько-нибудь сносно, ведь от добра добра не ищут.
Улыбка и смех состава суд.
-- Больше добавить ничего не имеете?
-- Я кончил. Судите, как хотите.
Вызывают Шальчуса.
-- Признаете ли вы себя виновным в пред'явленном вам обвинении?
-- Нет. То, в чем нас обвиняют, вызвано жестокостью высшей администрации Туруханского края. Они наши последние деньги проигрывали с купцами в карты, а нам предоставлялось жить святым духом. Если бы назначенное пособие выдавалось ежемесячно, никто не думал бы о побеге, а посему виновным себя не признаю. Добавить к сказанному ничего не могу.
Допрашивают меня.
-- Ермаковский, признаете вы себя виновным?
Ответ мой был почти тот же, что и предыдущих товарищей. Говорил, что единственной своей целью имел бежать из ссылки в тот фабричный район государства, где мог бы заработать на хлеб. По примеру двух предыдущих товарищей я речь свою построил в обличительных тонах. Ею закончилось заседание суда. Часов в одиннадцать вечера об'явили до утра перерыв.
Вышли из зала суда, окруженные конвоем из казаков, солдат, полиции и жандармов. Свора верных царю зорко следила за нами, провожая до тюрьмы. Верховые разогнали публику. Из толпы слышалось:
-- Товарищи! Не падайте духом. Мы с вами!
В тюрьме нас сдали в те же одиночки, под охрану военного караула. Застучали в стену товарищи, интересуясь судебным процессом, количеством и составом публики и т. д. Завязался длинный разговор о подробностях суда. Просили послать им каким-нибудь способом обвинительный акт.