Пустился я в путешествие в октябре 1880 года, а в Москву прибыл только в январе или в феврале 1881 года, сделав в общей сложности больше шести тысяч верст. В известных пунктах по дороге я останавливался. Сибирские города и городки были в то время полны политическими ссыльными; с некоторыми я был знаком раньше, с другими тогда познакомился; знакомился с одними под своим именем, с другими -- под вымышленным. Не мало было курьезных встреч и случаев, возможных только при таком положении, в каком находился я. Случалось, про меня мне же рассказывали всякие небывалые подробности из моего побега. Помню, один мне сообщил, что я нахожусь уже где-то за границей, и сообщил это с таким важно таинственным видом, словно хотел сказать: "Вот ты этого ничего не знаешь, а я посвящен во всякие тайны", что казалось мне необыкновенно забавным. В другом месте, когда я назвался своим личным именем, меня встретили хохотом, подобным тому, как это случилось со мной при встрече р одним приятелем Ходько (об этой встрече я вспоминал в своем месте). Мне пришлось подвергнуться особому экзамену, после которого только я был, так сказать, восстановлен в своих правах.
В моих воспоминаниях, помещенных в "Вестнике Народной Воли" (мои воспоминания под названием "Два года жизни", где я рассказываю о моей ссылке -- суд, казнь, отправка в Сибирь, этапное путешествие и пр.-- и о моем побеге, были помещены в "Вестнике Народной Воли", издававшемся за границей в 1883--1885 годах), я рассказал между прочим об одном курьезном случае, происшедшем со мной в дороге; и теперь в заключение вспомню о нем.
Ехал я одно время с попутчиком-чиновником, возвращавшимся на родину. Подорожная была взята мною на имя одного умершего, документами которого я пользовался в дороге (за дорогу я переменил три паспорта на три разные фамилии). Было уже около полуночи, когда мы под'ехали к одной почтовой станции. Проехав более двухсот верст в этот день, я и мой попутчик согласились отдохнуть. Мы приказали ямщику внести наши вещи в комнату для проезжающих и расположились на ночлег, об'явив старосте, чтобы он на утро приготовил нам лошадей.
На другой день мы собрались уже к от'езду, как вдруг вошел в комнату станционный смотритель с моей подорожной в руках.
-- Извините, что беспокою...-- проговорил он, раскланиваясь.-- Позвольте узнать, кто из вас Иван Александрович Селиванов (фамилию я изменяю)?
-- Что вам угодно?-- отозвался я, подходя к нему, чтобы взять подорожную.
Смотритель удивленно на меня глядел.
-- Извините...-- заговорил он.-- В подорожной я прочел фамилию... Селиванова я когда-то знал... Вижу: имя и отчество то же самое... Звание тоже... Но только я слыхал года полтора тому назад, что он умер... Теперь прочел подорожную, думаю: может быть, слухи о смерти я получил неверные. Поэтому зашел удостовериться... Извините, пожалуйста: я вижу, что
ошибся,-- добавил смотритель, передавая мне подорожную и вновь раскланиваясь.
Меня словно варом обдало. Очевидно, смотритель знал моего двойника и получил даже вполне точные сведения о времени его смерти.
Попутчику моему это совпадение показалось необыкновенно забавным, и он вдруг разразился ужасным смехом.
-- Вот так история! Ха-ха-ха!-- выкрикивал он прерывающимся от смеха голосом.-- Нечего сказать! Ха-ха-ха! Пожалуй, можно подумать, что вы -- беглый и скрываетесь под документами умершего.
Одетый в дорожную шубу, компаньон мой не имел даже сил держаться прямо, до того одолел его смех, и, хватаясь руками за бока, он пригибался до самого пола.
Но мне было совсем не до смеха.
-- Пожалуй, в самом деле, можно подумать,-- заметил я, стараясь подделаться под его глупый тон (я страшно сердит был на него в ту минуту, хотя принужден был приятно улыбаться).-- Но я должен сказать,-- продолжал я уже совершенно серьезно,-- что фамилия Селивановых очень распространенная в такой-то губернии. Я сам знал покойного Ивана Александровича; он доводился мне родственником, хотя, впрочем, далеким...
Через некоторое время мы уже сидели в почтовых санях и ехали дальше. Мой попутчик долго после того не мог вспомнить без смеха этот случай.
Я тоже думал об этом случае; но только вызывал он во мне совсем невеселые мысли: я думал, как ничтожный случай может иметь иногда решающее значение на всю нашу жизнь.
Свободное копирование
